Перешагнувшие через юность - [31]

Саперы принялись за работу: ставили мины, устанавливали спираль Бруно, так называемые «эмзэпэ», то есть малозаметные препятствия, прямо на нейтральной зоне, под носом у врагов, когда те сладко спали по ночам. Руководил всеми операциями замкомбата Даниил Евтушенко, невысокий, подвижный. Днем требовал от командиров рот и взводов, чтобы подразделения находились в надежных укрытиях и там готовились к ночной работе.

Как-то он позвал к себе Снегуру, Бенецкого, Ромашкова, Тимошенко и других командиров. Собрались в маленькой хатке у шаткого мостика.

— Нам поручено заняться изготовлением осколочно-заградительных мин, — сказал Евтушенко. — Только, пожалуйста, поосторожнее с ними.

Все заранее подготовили, и в скрытые места стали доставлять снаряды, сделанные еще в 1904 году. Снаряды-«дедушки», несмотря на столь почетный возраст, превращенные умелыми руками в мины, поражали врага огромным количеством осколков.

Лейтенант Ромашков, высокий, сухощавый комвзвода, придирчиво щурился, наблюдая за Толиком Грековым и Мишей Тарасевичем, которые вывинчивали взрыватели. Манипулируя ключами и плоскогубцами, друзья старались до испарины. Однако Ромашков ничем не выражал своего одобрения, так как считал, что в таком деле лучше недохвалить, чем перехвалить. Потому и сводил белесые брови к переносице.

— Это вам не в боевом листке рисовать, — усмехнулся кто-то из комсомольцев, оценивая старание редактора боевого листка Миши Тарасевича и художника Толи Грекова.

Но те и внимания на него не обратили — некогда. Наконец взрыватели вывинчены. Корпуса обезврежены. Теперь снаряды смотрят Снегура и Ромашков.

— Этот можно использовать. Погляди-ка, Холодов, — обратился к ротному комсоргу Ромашков.

Илюша Холодов успел прослыть знатоком разных «сюрпризов» — мин, фугасов. Он даже научился укрощать плавучие мины.

— Да, этот можно использовать, — подтвердил Холодов. — Хорошая мина получится.

Никандров, Богач, Протас и Черняк вставляли в заряд модернизированные упрощенные взрыватели.

Точно такие же операции проводились и в соседней восьмой роте.

Взвод лейтенанта Колерова минировал в местах, где скорее всего мог появиться противник, на расстоянии пятидесяти-семидесяти шагов от его передовых окопов. Егор Васильченко и Прохор Гаврилов копали глубокие ямы, опускали в них осколочно-заградительные мины, или ОЗМ, как их кратко называли, и тщательно маскировали.

Такие «сюрпризы» удачно действовали в полосе 353-й, 383-й и 395-й стрелковых дивизий, особенно на участке 723-го стрелкового полка в районе Дубровки.

За ночь Юрасов и Евтушенко так находились по склонам возвышенности, с которой почти непрерывно строчили «машингеверы», что к утру еле ноги волочили. Только они прошли мимо каменного забора на окраине Дмитриевки, как пули высекли из него искры. Навстречу замкомбату и комиссару поднялся политрук Бугриев.

— Пекло у нас тут, — заметил он, здороваясь.

— Предупредите всех, что противник готовится к атаке, — сказал Юрасов. — Так что скоро еще жарче будет.

— Ничего, мы приготовились встретить гостей. Порядочно ловушек наставили.

В восьмой роте Евтушенко и Юрасова встретил коренастый лейтенант Сергей Алдушин, знаток минного дела, отважный разведчик. Он доложил, что немцы как-то оживились.

— Усильте охрану тех, кто работает. — Евтушенко посмотрел на запад. — Не исключена атака с их стороны. Так что будьте начеку.

У ручных пулеметов залегли Сергей Иванчиков и Костя Козлов. На другом пригорке заняли места у пулеметов Анатолий Романовский и Павел Черкасов. Эти были ребята с крепкими нервами, с моментальной реакцией.

Немцы сначала изредка постреливали, затем подозрительно притихли. Но пули все равно нет-нет да пощелкивали. Санинструктор батальона Виктор Устинов курсировал от одной группы к другой, спрашивал озабоченно:

— Не задело?

— Будешь маячить перед зевом амбразуры, тебя первого заденет, — предупредил его Бугриев. — Сядь и будь наготове.

Устинов облюбовал пункт наблюдения и стал присматриваться к точкам, откуда вырывались частые вспышки. Потом показал их артиллеристу из обороны, тот сообщил на батарею. И проснулся «бог войны» — артиллерия. Наши орудия разгромили самый опасный дзот на высотке.

Тогда откликнулся и немецкий «бог». Брызги огня и осколки образовали на передней линии завесу — ни пройти, ни проползти. Между тем надо было выбираться с нейтральной территории. Евтушенко забеспокоился:

— С рассветом обнаружат — посекут осколками. Что делать-то, комиссар? Кроме всего прочего, могут разгадать, где заминировано. А мы-то старались!

— Подавай сигнал, Данилыч, — отозвался Юрасов. — Пусть люди выбираются отсюда мелкими группами, пока не поздно.

Наступал рассвет. Небо заметно посветлело, звезды на нем стали тусклыми, потом совсем погасли. Вот на горизонте оно зарделось, наливаясь краснотой. Пальба же из-за горба горы не утихала. И, наверное, впервые в жизни саперы не радовались восходу солнца.

Там, откуда показался краешек дневного светила, замелькали какие-то точки. Они стремительно увеличивались, приближались. Штурмовики! Наши! Перед неприятельской обороной самолеты резко взмыли вверх и, точно чайки перед дождем, почти отвесно нырнули за бугор. Загремели бомбовые раскаты. Под них и выбрались из опасной зоны саперы, укрылись в садах. Но стоило самолетам улететь, и на гребень возвышенности полезли фашисты. Они рассыпались по склону, сделались незаметными на темном фоне. Лишь пулеметчикам было видно их, как на ладони.