Перешагнувшие через юность - [30]

Шрифт
Интервал

Сел он на траву, обхватил голенища сапог руками, да и замер так, лишь бы не двигаться. За спиной — ствол каштана, словно спинка от стула.

— Как дела, Павлик? — Над ним склонился санинструктор Виктор Устинов. — Не натер ноги?

— Немножко, — уклончиво ответил Черкасов, надеясь, что тот постоит-постоит, да и отойдет.

Но не тут-то было. Устинов всегда безошибочно определял на глаз, у кого что-нибудь болит. Если таковых не обнаруживал, предлагал ребятам хотя бы навазелиниться.

— Панасюк! — упрашивал, бывало, он. — Давай нос намажу, а то облупится, девушки любить не будут.

И Панасюк, широко улыбаясь, подставлял ему покрасневший на солнце нос.

Черкасов показать свои ноги санинструктору не торопился. Однако тот настоял. Пришлось стягивать сапоги, разворачивать портянки, пропахшие потом.

— Ого, как освежевал! — сказал Устинов. — Надо забинтовать.

Подошли походные кухни. Подкатила полуторка — кузов прикрыт брезентом. Остановилась в тени. Из кабины вылез старший политрук Юрасов.

— Какими судьбами к нам? — поинтересовался майор Семятковский, здороваясь.

— Прибыл на должность комиссара вверенного вам батальона.

— Так у нас же Киселев!

— Петр Логвинович станет парторгом полка, — объяснил Юрасов. — Прошу вас, Григорий Иванович, прикажите прислать солдат и разгрузить машину: мы привезли посылки, почту…

Через несколько минут ящики с надписью «Действующей армии» разбирались по ротам и взводам. В посылках были гостинцы, присланные тружениками тыла воинам, своим защитникам. Но дороже всяких гостинцев — письма. В каждой посылке по письму. Их тут же расхватали, принялись читать.

В своих весточках девушки, точно по общему уговору, высказывали надежду увидеться после победы. Попадались и фотокарточки. Чистые девичьи лица. У одной — кудри, у другой — локоны, третья с косами. Все они до единой казались очень красивыми. Фотокарточки бойцы рассматривали все вместе, передавали друзьям, но при этом счастливчики, те, которым достались эти снимки, ревниво следили, чтобы они снова вернулись к ним.

— Тут одно персональное письмо! — объявил Юрасов, подняв вверх голубоватый треугольник. — Черкасов есть среди вас?

— Есть! — живо отозвался Павел Черкасов.

Он забыл про больные ноги, вскочил. И так, прямо без сапог, хотел бежать за письмом.

Но Юрасов опередил его. Протянул треугольник. Остальные с завистью наблюдали за Черкасовым.

— Павлик, от кого?

— Кто написал?

Ровненькие строчки. Незнакомый почерк. «Штаб Южного фронта. Для молодежной воинской части». Неужели Оксана? Ведь сказал ей этот адрес там, на станции, когда ехали в Красноармейск.

Ребята отступили, чтобы не мешать ему. Черкасов прислонился к каштану, вскрыл письмо. Конечно, от Оксаны. Только внизу дата полугодичной давности. Шесть месяцев шло к нему письмо.

За это время Оксана успела поступить в комсомольский полк медсестрой санитарной роты. Да, да, в его родной полк. Но он-то не знал, что она где-то близко — в письме ничего такого не было. Ей хотелось сделать ему сюрприз. Вот встретятся однажды. Не просто знакомые, а однополчане!

Он все перечитывал единственную страничку, не мог от нее оторваться. Услышал, как затарахтели брички, но глаз не поднял. А жаль. Потому что на бричках сидели санитарки.

Его товарищи оживились, зашумели.

— О, какие феи!

— Девушки, как вас зовут?

— Вы откуда взялись?

Девушки отшучивались, прижимая к себе санитарные сумки. Одна из них, Востокова Зоя, бывшая работница ворошиловградского завода, махала вышитым платочком. Рядом с ней спокойно смотрела на ребят синими глазами-васильками Оксана. Та самая, письмо от которой с таким вниманием читал Черкасов.

Взгляд ее перебегал от бойца к бойцу, искал Павла Черкасова. Она не могла его увидеть, потому что он стоял за деревом. Глубоко вздохнула.

— Что, не нашла свого принца? — спросила Зоя.

— Нет, — грустно отозвалась Оксана.

— Ничего, еще встретитесь!

— Конечно.

Брички проехали мимо. Обоз скрылся.

Перед сном Черкасов еще раз достал заветное письмо.

— От нее? — спросил Романовский.

— Да… Понимаешь, ведь однажды видел, двумя словами всего обменялись, а забыть не могу. С тобой бывало так, Толя?

— Нет, — засмеялся Романовский. — Я обычно долго присматриваюсь да приглядываюсь, девушке это надоедает, и она находит себе другого… Не везет мне с ними. Или им со мной, а?

— А я вот с первого взгляда влюбился.

— Повезло, значит.

— Наверно. Я вообще везучий.

Глава десятая

1

Полк прибыл в пункт назначения. Пока штаб уточнял полученное задание, доводил его до сведения исполнителей, Киселев собрал заседание партбюро.

Принимали в кандидаты партии Василия Васютина. Парторг Киселев прочитал вслух его заявление. «Мое сердце, моя кровь и моя жизнь принадлежат Коммунистической партии, Родине. Я оправдаю в бою высокое звание коммуниста».

Юноша рассказал, где родился, как рос. Вспомнил мать, отца, младшего братишку. Давно ли, кажется, провожали его с отрядом комсомольцев в Мелитополе, а уж сколько воды утекло… Мчится время, оглянуться не успеешь.

В тот же день в кандидаты партии был принят замполит второй роты Саша Лыжин.

И вот третий батальон вышел по лощине к Дмитриевке, укрытой со всех сторон раскидистыми деревьями, словно огромным зеленым шатром. Само село — как треугольник — располагалось в долине реки Нагольная. Эта речка звенела на каменистых перекатах, отгораживая наших бойцов от ближнего тыла.


Рекомендуем почитать
Моя война

В книге активный участник Великой Отечественной войны, ветеран Военно-Морского Флота контр-адмирал в отставке Михаил Павлович Бочкарев рассказывает о суровых годах войны, огонь которой опалил его в битве под Москвой и боях в Заполярье, на Северном флоте. Рассказывая о послевоенном времени, автор повествует о своей флотской службе, которую он завершил на Черноморском флоте в должности заместителя командующего ЧФ — начальника тыла флота. В настоящее время МЛ. Бочкарев возглавляет совет ветеранов-защитников Москвы (г.


Белая земля. Повесть

Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.).  В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.


В плену у белополяков

Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.


Героические рассказы

Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.