Перешагнувшие через юность - [26]

— Бронебойщик Пашенцев! По левому — огонь!

Юрасов — представитель дивизионной газеты, корреспондент фронтовой «Во славу Родины» — стоял с фотографом возле истребителей танков. Они фотографировали.

Через несколько дней Юрасов Иван Петрович заменил в бою выбывшего из строя комиссара дивизионной разведки, а потом предстал перед начальником политотдела Власовым.

— Ну, газетчик-разведчик, — сказал тот. — Тебя отзывают в политуправление. Как бывший комсомольский работник назначен ты комиссаром батальона комсомольского полка.

И вот опять Юрасов в Рай-Александровке, но уже не пишет статьи о комсомольцах, а вместе с ними минирует подступы к рубежу обороны.

Первый батальон получил приказ перейти на участок 295-й стрелковой дивизии. Майор Белоконь проинструктировал командиров, разъяснил, кому, где и когда быть. Сам отправился по морозцу с первой ротой, а заместителю и комиссару батальона назначил срок — через час выходить.

В низине скопился снег. Лежал грязноватыми пластами и медленно таял. С утра его льдистая корка хрустела под ногами, как раздавленное стекло. Под лучами солнца слабела, сама ломалась. Люди увязали в мокром снегу.

Пришлось направить колонны на возвышенность, где снег уже стаял и земля слегка подсохла. Но здесь была новая беда — могла достать вражеская артиллерия.

Замкомбата Ивахненко поручил красноармейцу Мартынову наблюдать за головным дозором и впереди лежащей местностью. Парень рослый, далеко видит. В случае чего — предупредит.

— Товарищ лейтенант, водная преграда, — доложил через полчаса Мартынов. — Приготовьтесь плавать.

Он стоял возле замкомбата, возвышаясь над ним чуть не на голову.

— Ты, брат, первым у меня поплывешь, — пообещал Ивахненко.

— Да я что? С моими сапогами запросто. Как вот вы с вашими маломерками? Сапожки-то у вас игрушечные…

В самом деле, ведь большинство бойцов — в ботинках. А озерцо на пути внушительных-таки размеров. Первыми ступили в него высокие саперы в длинных сапогах. Ничего, идти можно. Правда, сам Ивахненко зачерпнул воды голенищами. Заметил это Мартынов и встревожился.

— Давайте, товарищ лейтенант, на закорки ко мне!

— Ничего, Сашок, доберемся. Вот только бы из-за бугра не ударили. А то очень уж не хочется в воду ложиться.

Он словно предчувствовал: снаряды врага стали падать совсем близко. Хорошо хоть сзади. Они и подгоняли людей. Все бросились в воду, не разбирая уже, кто во что обут. Озерцо преодолели быстро.

Выбравшись на сухое место, Мартынов остановился, не сводя глаз со своего левого носка, шевельнул в недоумении черными бровями.

— Как сапоги? — спросил Юрасов.

— Немного того… Пропускают аш два о.

— Мои тоже пропускают и выпускают, — улыбнулся Юрасов. — По воде идешь — наберешь ее, согреется она в сапогах. На сухое выйдешь — теплую выпустишь. Снова в воду — и снова холодную набираешь. Вот такой круговорот получается.

Началась непролазная грязь. Одну ногу вытащишь, вторая застревает. Сапоги тяжеленные, налипло на них — не поднимешь сразу. Вышли на лед Бахмутки. За рекой село. Вот бы где обогреться! Но что такое? Пригляделись внимательнее, а из окон вместо стекол пучки соломы торчат, затычки тряпичные. Тут и там закопченные трубы, вовсе без стен и без крыши. Но из страшных этих труб дымок вьется. Значит, живы хозяева.

2

Одна рота остановилась на окраине. Целая хатка, плетень и тот нетронутый — загораживает ее со всех сторон. Шагнул Саша Мартынов на крыльцо, а из двери навстречу ему — женщина.

— Окаянные! Окаянные!

Заслонилась руками как от удара. Растрепанные волосы по плечам разметались, глаза безумные.

— Окаянные!

И скрылась в саду. Что делать? Бойцы стояли, переглядывались, с ноги на ногу переминались, пока женщину не привела худенькая черноглазая девушка с удивительной белой косой.

— Что вы, тетя Варя, что вы! Это же свои, — уговаривала она ее. Та дрожала и льнула к ней. А девушка все кивала бойцам, кивала.

— Кто так напугал? — спросил Юрасов девушку.

— Фашисты проклятые, кто же еще! Сына у нее убили, ну и помутился рассудок…

Оксана — так звали девушку — видела все это своими глазами. Она пришла сюда, в Звоновку, после долгих странствий в тылу противника. До своих отсюда — рукой подать. Но ее уговорили задержаться — враги отступают, может, и родное село скоро будет свободным. Там отец с матерью…

Хозяйка, у которой переночевала Оксана, сказала ей:

— Ишь ведь как ты оголодала, косточки одни. Пережди у меня. В тесноте, да не в обиде. Лишь бы обидчики обошли стороной.

И девушка осталась.

Сын хозяйки, ласковый мальчик с легкими, как пух, волосами, быстро привязался к квартирантке. Показал ей звездочку, подаренную красноармейцами.

Когда нашим пришлось уходить из деревни, сержант, квартировавший у них, оставил на память эту звездочку. Он очень волновался, даже шрам у виска порозовел. «Мы, Тарасик, обязательно вернемся. Ты жди нас, слышишь? А звездочку спрячь пока». Тарасик, в свою очередь, протянул сержанту свой пионерский галстук: «Возьмите». Но сержант только бережно подержал галстук в руках и вернул. «Сохрани его до нашего возвращения, ладно? Тоже спрячь. Потом дашь мне, и я донесу его до самого Берлина».