Перешагнувшие через юность - [14]
Молодая женщина с санитарной сумкой через плечо бесстрашно сновала по полю, будто не осколки снарядов жужжали над головой, а докучливые осы. Понимала, что комбат хочет уберечь ее. Но она — врач. Если стреляют, значит, будут раненые.
И они появились. То здесь вскрикнет и упадет молодой боец, будто споткнется, то там. Раненые нуждались в помощи, их надо было уносить отсюда.
Бой нарастал. Саперы продолжали углублять окопы и траншеи, а пехотинцы уже были рядом. Павел Черкасов ожесточенно долбил киркой кремнистый грунт. После каждого удара сыпались искры.
— Передохни, Павло! — крикнул Толя Романовский, орудуя лопатой.
Но Павел не выпустил из рук кирку, напротив, еще энергичнее заработал ею. Да и как отдохнешь при таком пронизывающем ветре? Остановишься — под гимнастерку забирается, грудь холодит.
Появился командир взвода. Принес противотанковые мины.
— Черкасов! Романовский! Черников! Сюда! Вот, приспособьте перед окопами, протяните привязанные к ним шнуры, замаскируйте травой и наблюдайте. Как пойдут танки, сразу тяните мину под гусеницу, поняли?
— Здорово! — обрадовался Романовский. — Кочующие «сюрпризы»!
Из-за холмов послышался танковый гул. Пыхтя, словно страдая одышкой, бронированные чудовища ползли, и рубчатый след тянулся за ними по донецкой земле.
Было ли страшно Черкасову? Конечно, когда ты незащищен, а на тебя надвигается надежно укрытый со всех сторон враг, тут становится немного не по себе… Но ведь этот враг коверкает твою родную землю. Он ранил твоих товарищей. Убил брата. Вот оно, письмо, в кармане гимнастерки. «Уходя, ты наказывал брату: Николай, береги маму. А он и себя не сберег… От немецкой бомбы погиб…»
После этого бояться их, фашистов проклятых! Не дождутся.
Показался первый танк. Мрачно сверкнули черные кресты с белой окантовкой. Орудие выбросило сноп рыжего пламени. И тогда Павел привстал, швырнул связку гранат. Взрыв! Танк закружился над ухабом, роняя с катков рваную гусеницу, похожую на змею, порубленную клинком.
Романовский тоже бросил гранаты — поджег вторую вражескую машину. Потом задымил третий танк. А из дыма и пыли выползали все новые и новые громыхающие чудовища, и, казалось, не будет им конца. Один за другим, один за другим…
Противник заходил во фланг, угрожал полку истреблением. Бойцы забрасывали немецкие танки бутылками с горючей смесью, но боевые машины все шли и шли. Анатолий Панасюк, Виктор Мазепа, Петр Король, Степан Чумаков, Саша Мартынов, Борис Черников, Сергей Иванов — все они гранатами и пулеметными очередями из последних сил сдерживали напор гитлеровцев.
Черкасов выжидал, взяв очередной танк на прицел. Вот машина приблизилась, ее штыревая антенна чутко качнулась. И тут же отскочила, словно срезанная ветка, танк запылал. Не подвела голубушка, дисковая мина! Точно сработала.
После боя в полку не досчитались четырнадцать человек. Командиры допытывались у красноармейцев, кто из них кого видел в последние минуты. Да где там! Если на тебя лезут танки, некогда оглядываться на товарищей.
Саша Лыжин, комсорг подразделения, предположил: пропавшие остались в окопах правее балки Колосникова. Может, истекают кровью… Отчаялись уж, наверно, разуверились, что спасут их. Надо было немедленно разыскивать ребят.
— Пошлем поисковую группу, — решил Белоконь. — Кто пойдет?
И сразу шагнул вперед Лыжин.
— Я.
— Вот ты и возглавишь эту группу. Смотри сюда. — Комбат развернул топографическую карту. — Вот Харцызск. Видишь? Севернее — липовый лесок. А это та самая балка Колосникова, по которой мы отошли на север. Примерно вот здесь приняли бой. Отсюда начали откатываться. Тут их и надо искать.
Воспаленное солнце опустилось за Макеевку. В перелесках и в лощине потемнело. Лыжин посмотрел на часы, скомандовал:
— За мной, ребята. Дальше десяти шагов не отставать. Ближе не подходить.
Разведчики стали спускаться в низину. Равнина скрылась за кустарником. Устремясь на восток, противник оставил открытым левый фланг. Однако пулеметы с дальних высоток нет-нет да постреливали. Свинцовые струи, точно бритвой, срезали бурьян то там, то здесь, цокали по камням.
Когда темнота совсем сгустилась, разведчики сблизились. Шли, пригибаясь. Натыкались на острые камни, падали в незаметные воронки. Поднимались и снова шли, почти бежали. Слева вдруг затрещал пулемет. Все прижались к земле. Дальше ползли по корявой, как терка, почве. Царапали локти и колени. Торопились. Угнаться за вожаком было нелегко. Лыжин, тренированный спортсмен, продвигался легко и бесшумно.
Наконец он остановился. К нему подполз Саша Мартынов. Даже во тьме видно было, как хмурились его широкие брови. Вдвоем они подождали Ильченко и Рыженко. Потом подползли и остальные.
— Ну, дальше двинем? — оглядел всех Саша Лыжин.
— Не с пустыми же руками возвращаться, — буркнул его тезка Саша Мартынов.
Обстреливаемое пространство осталось сбоку. В районе минувшего боя стояла жуткая, мертвая тишина. Разведчики внимательно оглядывали каждый метр, ощупывали кочки.
Перевалило за полночь, а результатов никаких.
Вот они, разрушенные окопы, траншеи. Но нет здесь ни убитых, ни раненых — никого. Видно, всех подобрали санитары. Так куда же девались четырнадцать бойцов?
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.