Перешагнувшие через юность - [12]
Они понимали друг друга не то что с полуслова — с одного лишь быстрого взгляда, случайного для остальных, но для них двоих полного глубокого смысла.
Василий Васютин и Коля Фурманов блаженно растянулись на своих постелях. Лежали, прикидывали шепотом, сколько вражеских танков может остановить взвод. А рота? Батальон? Полк? Получалось — порядочно. Создать бы на Южном фронте сплошную непроходимую преграду из мин. Чтобы враги ни на шаг не продвинулись.
С тем и заснули. И снились им мины, мины…
— Подъем! — возвестил дневальный.
Построение, зарядка, умывание, завтрак. Как всегда.
Коля Фурманов разостлал плащ-палатку, наполнил котелки горячей разваристой кашей и просигналил Василию Васютину алюминиевой ложкой.
— Давай сюда!
— Чую, чую запах масленой каши, — отозвался тот. Присел на пенек напротив.
Голос спокойный, а глаза какие-то настороженные. Скользят по стриженным затылкам, по круглым котелкам, ни на чем остановиться не могут.
Фурманову передалось беспокойство друга.
— Что нового, Василек?
— Получен боевой приказ.
Молча закончили завтрак. Наконец-то начнутся настоящие дела! Давно пора: ведь противник подкрался к Запорожью, захватил Днепропетровск…
На построение стянули все подразделения полка в одно место. Объявили, что задание дают пока только первому батальону. Как этим ребятам завидовали все!
Васютин поздравил комсорга третьей роты Николая Пятницкого:
— Значит, первыми получите боевое крещение.
Пятницкий отмахнулся.
— Какое там боевое? На запасной рубеж посылают.
— Сегодня запасной, а завтра, глядишь, самый передовой, — вмешался Илюша Холодов, комсорг седьмой роты. — Обстановка-то какая? Следить не успеваешь, как меняется! Вспомните про комбата.
Комбат Федор Наумович Белоконь, двадцативосьмилетний капитан, сухопарый и крепкий, как сучковатое дерево, успел не раз побывать в переплете. 22 июня он в числе первых попал под бомбежку на румынской границе, сорок пять дней находился в непрерывных боях. Затем был назначен в Умань, в полк…
Когда добирался туда, столкнулся с моторазведчиками противника. Опять бой. Неравный причем. Федор Наумович вышел из него победителем. Нескольких гитлеровцев положил на месте — опомниться не успели. Двух захватил в плен.
И снова бой. С группой комсомольцев сумел-таки выбраться из окружения, хотя вроде бы никакой надежды не было, что спасутся.
Обстрелянного, закаленного капитана прислали в комсомольский полк. Сначала ребят смущал пронзительный взгляд его серых без блеска глаз. Становилось как-то не по себе под этим взглядом. Словно каждый провинился в чем-то. Но потом молодые бойцы привязались к своему командиру так, как ни к кому другому в батальоне. Стали называть между собой «наш Чапай». При всей его суровой внешности у комбата было доброе сердце.
Ребята шли за своим любимым капитаном. Передохнуть бы, но некогда — боевое задание. Сколько километров отмахали, ног уж под собой не чувствовали. Подошвы горели, как обожженные. Однако никто не сознавался в этом. Продолжали шагать. Раз комбат выдерживал, они тоже обязаны были выдержать.
Наконец объявили привал. Бойцы попадали на землю, кто где стоял. И мгновенно уснули.
Федор Наумович опустился на траву. Сухая, ломкая, она еле слышно зашелестела под ним. Вокруг посапывали, бормотали что-то во сне ребята. И он тоже расслабился. Стал забываться. Ткнулся носом в согнутые колени, тут же очнулся. Сколько времени прошло? Стрелки на светящемся циферблате часов успокоили его. «Пусть еще немного поспят, самую малость». А стрелки бегут, отсчитывают минуты.
— Становись! Продолжать движение!
Зычный баритон комбата поднял всех. Еще не совсем проснувшись, натыкаясь в темноте один на другого, занимали места в строю. По команде «Шагом марш!» двинулись дальше. И снова ночь. Ночь и пыль.
Руки и ноги, как у тряпичных кукол, вялые, не подчиняются. В головах — туман. Веки смыкаются.
Батальон расчленился по ротам. Подразделения достигли хутора Андреевского, поселков Воровского и Буденного. Расположились в садах.
Уже румянилась заря. Четко выделялись на чистом небе оголенные ветки яблонь. Лишь кое-где трепыхался одинокий лист, словно силился сорваться и упасть вниз, где столько таких же, как он, истонченных, шуршащих, тихо умирающих листьев. Их топтали, расшвыривали. А они льнули к подошвам. Не верили, что ли, что срок их кончился?
После короткой передышки бойцы набросились на еду. Опустошили походные кухни. Ну вот и снова налиты силой мускулы. Не терпится приняться за дела. Споткнется здесь враг, полетят в воздух обломки его танков. Припомнит он комсомольский полк!
Минировали в районе Улаклы — Гришино. Белоконь появлялся всюду, возникал неожиданно, словно из земли вырастал. От роты к роте, от взвода к взводу. Подсказывал, показывал, как надо действовать. Если брался за лопату — в два взмаха образовывалась аккуратная лунка. Снарядив мину, он осторожно опускал ее в гнездо, быстро закапывал, маскировал.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.