Переплетение времен - [31]

Наконец, церемонии закончились и начался главный разговор.

– Мы, я и “дьюла” Альмош, всегда рады торговым людям – начал Курсан на иврите – От сочной травы жиреют стада, а от торговли – державы.

Сказав это он громко захохотал, превратившись из неподвижного болванчика в живого и насмешливого степняка. Наверное, с окончанием официоза, он мог позволить себе стать самим собой. А вот Альмош, несмотря за свою добродушную улыбку, был явно себе на уме. Это заметил не только я.

– Ну а если держава слишком разжиреет, то не грех ее немного пощекотать копьем. Верно, Альмош? – нагло заметил Урхо, глядя в глаза "дьюле".

– Странно, что ты до сих пор жив, Агвид – усмехнулся тот.

– Наверное, меня бережет ваш Иштен17! – заявил Леший.

Оказывается, они старые знакомые и я начал догадываться с какой миссией Урхо ходил в Поле в прежние годы. Но в те времена венгры были данниками хазар, а что происходит сейчас? Я этого не знал, знает ли Урхо?

– Был ли ты в Паннонии, радхонит? – прервал их беседу Курсан – Что за народы там живут?

– Мы проходили долиной Истра, который местные жители называют Донау. Там живут моравцы, говорящие как уличи и хорваты. А еще там живут потомки гуннов, язык которых не понимает никто.

– Живут ли они в мире друг с другом? – заинтересовался Курсан.

– А где народы живут в мире, о властитель? – как видно, евреи давно уже научились отвечать вопросом на вопрос.

Оба соправителя переглянулись. Зная их планы я мог предположить, что вражда между народами Паннонии была им на руку, ведь методика "разделяй и властвуй" была придумана задолго до того, как британцы ее озвучили.

– Как обстоят дела в Самватасе? – спросил Альмош – Там ли сейчас князь Хельги? Велико ли войско? Крепок ли детинец?

Я вспомнил, что Самватасом обитатели Поля называли Киев. Ну вот, началось! Интересно, что ответит Исаак? И за кого он, за "красных" или за "белых"? Краем глаза я заметил как сжался кулак левой руки Урхо и как пристально смотрит на него "дьюла". Исаак тоже невольно взглянул на Лешего, прежде чем ответить:

– Когда мы выходили из Киев-града, конунг был там…

Молодец Исаак! Ни для кого в Киеве не было секретом, что Олег собрался в Ладогу, но формально радхонит не соврал, просто не сказал всю правду. А Альмошу будет наука – правильно формулировать вопросы.

– Войско я не видел – продолжил радхонит – Не могу сказать, велико ли оно, а по двум охранникам на воротах разве скажешь? В детинцах же не разбираюсь, я купец, а не воин. Стены там есть, а большего не скажу, не знаю.

Было очевидно, что ничего более конкретного он не скажет и венгры это поняли. Они снова переглянулись и мне почудилось удовлетворение на ухмыляющемся лице Альмоша.

– Деревянные города хорошо горят!

Это фразу на ломаном иврите произнес человек, возникший ниоткуда. Казалось, он соткался из темноты в дальнем конце юрты. На нем был длинный бесформенный балахон черного цвета, напоминающий рясу. Я напрягся, впервые увидев жреца Хадура вблизи и при свете дня. Но увидел я немногое: глубокий капюшон оставлял лицо в тени. Голос говорившего звучал странно, ивритские слова едва узнавались из-за непонятного, чуждого акцента. Подошедший жрец сел на колени слева от Альмоша и повернул голову в мою сторону, а может мне это просто показалось: капюшон не позволял проследить его взгляд. На шее у него висел на простой веревочной подвеске медальон с изображением чего-то похожего на летучую мышь, расправившую крылья. Появление незнакомца никого не оставило равнодушным. Урхо вздрогнул, а радхониты заметно напряглись. С удивлением я увидел, что и оба венгра напряжены. С лица Курсана сползла любезная улыбка и оно снова стало бесстрастным, как у болванчика. Альмош тоже не обрадовался появлением жреца, перестал ухмыляться и натянул на лицо брезгливое выражение. Пожалуй как раз для меня приход нового персонажа стал наименьшей неожиданностью.

– От сгоревших городов остается пепел – спокойно сказал Исаак – Кому нужен пепел?

Его спокойствие было спокойствием натянутой струны: голос радхонита звенел.

– На пепелище хорошо растет трава – так же спокойно ответил жрец – Да и кто ты такой, чтобы заботиться о чужом городе?

– Для купца нет чужих городов – это был Менахем – На пепелище не продашь и не купишь.

Жрец опустил голову и ничего не ответил. Было похоже, что он уже увидел и услышал все что хотел и продолжение спора его не интересовало.

– Кто ты? – спросил Урхо – Назови себя!

Жрец не пошевелился и за него ответил Курсан:

– Это верховный жрец Хадура.

– У жреца есть имя? – спросил я.

Мне ответил сам жрец, так и не подняв головы. Его голос звучал глухо из-под капюшона:

– У меня есть имя, но оно не прозвучит здесь. Ведь тот, кто знает имя человека, имеет над ним власть. Разве тебе это не известно, товарищ Лев Ковнер, еврей из далекой страны?

Его слова прозвучали явной угрозой и это поняли все: и венгры и радхониты и Урхо. К тому же все они смотрели на жреца с нескрываемым удивлением. И неудивительно, ведь свою последнюю последнюю фразу он сказал по-русски. Именно по-русски, и это не был полянский язык или то скандинавское наречие, которое Анюта назвала "русским" при нашем первом знакомстве. Нет, эти слова он произнес, хотя и с заметным акцентом, на языке Пушкина и Достоевского…