Перекресток версий. Роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» в литературно-политическом контексте 1960-х — 2010-х годов - [36]

Ну а Полевой — через месяц или два — сообщил Гинзбург, что журнал не станет публиковать «Крутой маршрут». Вопреки ее мнению, рукопись оказалась в ЦПА ИМЛ до отказа, а не после.

Допустимо, что Полевой и впрямь заявил: «Неужели вы всерьез надеялись, что мы это напечатаем?» Если так, фраза подразумевала контекст «дела Синявского и Даниэля». Значит, редактор хотел сказать, что надежды Гинзбург с января 1966 года были заведомо напрасными, и она сама — при ее опыте — должна была б догадаться об изменении ситуации, забрать рукопись, а не ждать обоюдно неприятного «последнего разговора».

Но как бы ни закончился тот «последний разговор», важно, что гинзбурговская «Хроника времен культа личности» публиковалась с февраля 1967 года за границей. И до сих пор не объяснено внятно, как туда попала рукопись. Гинзбург лишь намеками ограничилась.

Вряд ли она лукавила, отрицая свою причастность к отправке рукописи за границу. Последствия несанкционированной публикации были известны. Даже если б Гинзбург ареста не боялась, так не могла не опасаться, что ответить придется сыну. Рисковать его писательской карьерой мать бы не стала.

Подчеркнем еще раз: не подтверждено, что рукопись попала в «самиздат» из редакций «Нового мира» и «Юности». Намеки Гинзбург — не аргумент. Зато в посевовском редакционном предисловии сообщается, что «Крутой маршрут» стал «центральным материалом подпольного журнала „Феникс 1967“».

Указан таким образом наиболее вероятный источник публикации в «Посеве». Однако нет возможности проверить, в СССР ли готовился материал, распространялся ли там. Как отмечено выше, были уже арестованы составители предыдущего выпуска «подпольного журнала», неизвестно, кем именно подготовлен следующий.

В принципе, это положение обычное. Необычно же, что ни одного экземпляра «подпольного журнала „Феникс 1967“» нет в отечественных коллекциях «самиздата». Даже в собрании общества «Мемориал»[76].

Нет и никаких документированных сведений о подготовке в СССР «Феникса 1967». Вот это случай уникальный.

Дальше — самое интересное. При сверке хранившейся в ЦПА ИМЛ рукописи с посевовским изданием выявляется, что эмигрантскими издателями обе правки учтены. И чернильная, и карандашная. А ведь хотя бы одна из них — редакторская. Внесенная сотрудником журнала «Юность».

Понятно, что копия рукописи, поступившей в ЦПА ИМЛ, не оказалась бы в «Посеве». Случаи подобного рода неизвестны.

Значит, у загадки лишь одна разгадка. Сначала рукопись с внесенной правкой была перепечатана и отправлена в ЦК КПСС. Такой инстанции невежливо было предоставлять материал с правкой. Административная этика. Затем исходный — редакционный — экземпляр «Крутого маршрута» передан в ЦПА ИМЛ. Перепечатанный же поступил от партийных функционеров в КГБ. Оттуда копия и доставлена заграничным издателям. По так называемым спецканалам — агентурным. История же про «Феникс 1967» понадобилась, чтобы источник публикации «легендировать».

Технически задача лоббирования материалов, доставленных из СССР, была несложной. В эмигрантских издательства хватало агентов КГБ. И специально засланных, и вербовавшихся уже за границей. Оставалось только придумать, как рукопись доставить в «Посев».

Сходным образом в 1957 году «легендирован» источник публикации романа Дудинцева. Вот почему нет сведений о следственных действиях КГБ в редакции «Нового мира».

Расследование там не проводилось и в связи с гинзбурговскими публикациями. Аналогично — в редакции журнала «Юность». Нужды опять не было.

Другой вопрос — зачем понадобились функционерам ЦК партии заграничные публикации советских писателей. Если точнее, кому именно были нужны.

Это вполне объяснимо — с учетом политического контекста. Суслов был инициатором. Вел борьбу за цельность идеологии. Устрашал строптивых главредов, провоцируя карательные меры. Не арест, конечно, а отстранение от должности. Разработка же конкретных планов и реализация их — задача КГБ.

Посевовское издание романа Дудинцева могло бы стать формальной причиной отстранения Симонова от должности новомирского главреда в 1957 году. Покровительство ли Жукова препятствовало расправе, сочтено ли было, что слишком значительным окажется международный резонанс, ведь заграничные издатели наперебой предлагали выпустить книгу, но в любом случае интрига удалась отнюдь не сразу, как выше отмечено.

Симонова на посту новомирского главреда Суслов заменил — по рекомендации Поликарпова — Твардовским. Но и тот провинился.

Чтобы добиться публикации солженицынской повести, Твардовский непосредственно обратился к Хрущеву. Проявил строптивость, обойдясь без сусловского разрешения. И выиграл. В дальнейшем тоже позволял себе нарушения административных установок, пусть и негласных.

В 1966 году главред провинился опять. Приказу не подчинился: редакции «Нового мира», согласно плану масштабной пропагандистской кампании, надлежало осудить Синявского, как это сделали преподаватели филологического факультета МГУ, а Твардовский, хоть и не пытался защитить недавнего сотрудника, в травле участвовать не стал. Даже заявление секретариата ССП отказался подписать. Безоговорочно