Перекресток версий. Роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» в литературно-политическом контексте 1960-х — 2010-х годов - [34]

Это странно: Гинзбург ранее печаталась в журнале, ее знали сотрудники и, конечно, главред «Юности», а Полевому, по свидетельствам многих современников, не была свойственна бестактность.

Еще одна странная деталь — ответ Полевого в последнем разговоре с Гинзбург. По ее словам, главред «Юности» «воскликнул: „Неужели вы всерьез надеялись, что мы это напечатаем?“».

Следует отсюда, во-первых, что Полевому были очевидны причины, в силу которых нельзя печатать «Крутой маршрут». Во-вторых, главред был уверен: Гинзбург они тоже ясны.

Что за причины — не сказано в послесловии. Согласно Гинзбург, из «Юности» рукопись отправили в ИМЛ, а в сопроводительном документе указывалось, что «она может явиться материалом по истории партии».

Это проверяемые сведения. Рукопись Гинзбург была отправлена в ЦПА ИМЛ. Ныне она хранится в РГАСПИ[71].

В секретном письме, адресованном ЦК партии, директор ИМЛ сообщал о материалах, поступавших с января 1965 года по январь 1966 года. Так, отмечено: «Из редакции литературно-художественного и общественно-политического ежемесячника Союза писателей СССР „Юность“ получена рукопись Гинзбург Е. С. „Крутой маршрут. Хроника времен культа личности“, объем 202 страницы»[72].

Значит, рукопись Гинзбург поступила в ЦПА ИМЛ не позже января 1966 года. Вероятно, даже раньше.

Отсюда следует, что не позже января 1966 года Полевой уже принял решение отказать автору «Крутого маршрута». После этого рукопись и была отправлена в ЦПА ИМЛ.

Но, как отмечено выше, Гинзбург утверждала, что отказ получила «к концу 1966 года». В таком случае правомерен вопрос: сразу ли в редакции «Юности» было принято решение отказать Гинзбург, или же сначала ее постольку «обнадеживали», поскольку рукопись намеревались публиковать.

На этот вопрос можно найти ответ в самой рукописи. Точнее, машинописи с правкой, внесенной чернилами и карандашом.

В ряде случаев исправлены опечатки. Но есть и стилистическая правка.

Ясно, что Гинзбург не правила бы рукопись карандашом, если б раньше использовала чернила. И наоборот: раз уж первой была карандашная правка, так чернила неуместны.

Значит, хотя бы одну правку вносил редактор. Отсюда следует, что решение Полевого отказать Гинзбург — не первое: сначала он решил публиковать «Крутой маршрут», потому рукопись и прошла стадию редактуры.

Правка карандашом невелика, чернилами тоже. Стало быть, редактор недолго трудился, и рукопись прошла этап редактуры в 1964 году. Не позже. Значит, вопрос о публикации тогда решен был, речь только о сроках могла идти.

Уместно предположить, что редактор вносил правку карандашом. Так обычно делали, планируя согласовать исправления с автором. После согласования что-то стирали, утвержденное же обводили чернилами.

Согласование откладывалось. Как часто — уже не выяснить.

Но минул год, а Гинзбург все равно не беспокоило, что публикация задерживается. И это странно. По крайней мере, на первый взгляд.

С учетом же литературно-политического контекста все объяснимо. Журнал Полевого как раз к началу 1964 года не имел возможности печатать «Крутой маршрут».

По отношению к советской «лагерной» тематике ресурс был исчерпан. С июня 1963 года — в трех номерах — журнал «Юность» печатал автобиографический роман Пиляра «Люди остаются людьми»[73].

Эта публикация в 1964 году продолжилась. Тоже в трех номерах — с марта по май[74].

Автор, как отмечалось ранее, добился литературной известности в 1955 году, когда «Новый мир» опубликовал его повесть о подпольной борьбе узников «лагеря смерти» Маутхаузен — «Все это было!». Симонов, руководивший тогда журналом, точно рассчитал: шла подготовка к XX съезду партии, где, кроме прочего, планировалось осудить бесчеловечное отношение сталинского режима к советским военнопленным.

Роман «Люди остаются людьми» продолжал «лагерную» тему. Герой, добровольцем ушедший на фронт, через год, будучи контуженным, попадает в плен. Дальше — неудавшиеся побеги, затем Маутхаузен, подполье, наконец, восстание и свобода. Перспективы вроде бы радужные: возвращение на родину, возможность продолжить образование, в общем, долгожданная мирная счастливая жизнь. Но получится иначе, совсем не так, как ждали узники немецкого «лагеря смерти».

Впереди — северный лагерь. Советский. Причина вроде бы формальная — проверка. Офицеры МГБ выясняют, не сотрудничал ли с противником кто-либо из вернувшихся на родину. А пока идет выяснение, недавние узники Маутхаузена отправлены на лесоповал, как осужденные. Без вины. Только потому, что они бесправны. Даровая рабочая сила.

Холод, лишения, болезни, травмы. И не все доживут до нового освобождения.

Даже в 1946 году, когда герой выйдет на свободу, его злоключения не закончатся. Формально он уравнен в правах с демобилизованными военнослужащими, а реально дискриминация бывших пленных — негласная государственная установка сталинской эпохи. Правда, финал романа вполне оптимистичен, справедливость торжествует. Но это лишь дань советской литературной традиции.

Стоит подчеркнуть: роман «Люди остаются людьми» печатался в два приема — с шестимесячным интервалом. И вовсе не потому, что к началу публикации был не завершен. Автор завершил работу до предоставления рукописи журналу.