Перекресток версий. Роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» в литературно-политическом контексте 1960-х — 2010-х годов - [31]

Значит, до 23 декабря 1963 года Твардовский еще не видел рукопись «Крутого маршрута». Но вскоре она была доставлена.

Примерно ко 2 января 1964 года Твардовский ознакомился с ней и принял решение, о чем специальным письмом оповестил редколлегию[67].

Сначала дал общую характеристику. Акцентировал: «Нельзя отрицать очевидных достоинств рукописи Е. С. Гинзбург-Аксеновой. В ряду произведений, касающихся „темы 37 года“ лишь стороной (а в последнее время заключающих нередко эту тему уже как некий обязательный элемент, как дань сложившемуся в связи с успехом „Ивана Денисовича“ литературному штампу), эти воспоминания выделяются большой впечатлительностью глубоко выстраданного человеческого документа о трагической полосе в жизни партийной интеллигенции, в котором лично пережитое автором предстает в целом связной и последовательной исторической картиной. Изложение фактов личной судьбы с собственно литературной стороны почти безупречно, это свободный и уверенный рассказ человека, достаточно искушенного в литературном письме».

Недостатки тоже отмечены. Твардовский утверждал, что «искушенность часто налагает некую „беллетристическую тень“ на безусловную достоверность этой волнующей исповеди человека, столько испытавшего на всех „волнах“ и „ступенях“ ежовско-бериевского периода беззаконий и произвола. Порой автор явно нарушает подлинность этой исповеди некоторым литературным кокетством, передержками, желанием выглядеть уж очень героической личностью, самолюбованием (такое впечатление производят, например, „разящие“ ответы героя-автора своим следователям и судьям: многочисленные остроты, очевидно сложившиеся и оформленные „потом“, как говорят „на лестнице“; излишняя насыщенность повествования литературными реминисценциями…».

Твардовский объявил недостатком и цитирование стихов. Причем не только известных поэтов, но и самой Гинзбург. Вовсе же неприемлемой оказалась «общая идейная концепция автора, оценивающая все, что было „до“ с точки зрения бытового и душевного благополучия „руководящих кругов“ известного масштаба („а как мы хорошо жили до всего этого, как были счастливы, как было все ясно и прекрасно“)».

Иронию главред не счел нужным скрывать. Для него «тема 37 года» — лишь одна из многих в истории сталинской эпохи, причем не самая важная. А «бытовое и душевное благополучие „руководящих кругов“ известного масштаба» было и вовсе не интересно сыну «раскулаченного». Далее — переход к итоговому решению: «Но не о том и не о другом сейчас речь при решении вопроса о судьбе рукописи, обнимающей, между прочим, лишь начальный этап „мытарств“ героя-автора, лишь первые два года из 17, проведенных в тюрьмах и лагерях, и снабженной указанием „конец первой части“».

Книга, значит, не завершена. Да и завершенная не понадобилась бы, ведь редакционный «портфель» и так «перенасыщен материалом, который широким потоком пошел в нашей литературе в результате опубликования повести А. Солженицына и ее огромного воздействия на литературный процесс. Редакция не вправе отдавать на своих страницах предпочтение этому материалу, становясь как бы редакцией журнала „Каторга и ссылка“, а не журнала современной советской жизни во всем ее многообразии и разносторонности».

Твардовский опять акцентировал иронию. Упомянутый им журнал «Каторга и ссылка» основан в 1921 году по инициативе ветеранов революционного движения, а четырнадцать лет спустя закрыт как утративший актуальность. «Крутой маршрут» уподоблен публиковавшимся только в силу приоритетной тематики мемуарам бывших каторжан и ссыльных.

Согласно Твардовскому, приоритеты уже другие. Но далее он заявил: «Это тем более нужно учитывать, что редакция уже располагает достаточным и даже избыточным количеством страниц сходного по теме с рукописью Гинзбург-Аксеновой материала, опубликование которого представляется ей куда более необходимой задачей по существу».

Получилось, что «Крутой маршрут» постольку издавать не следует, поскольку тематика неприоритетная, при этом необходимо публиковать материал, «сходный по теме с рукописью Гинзбург-Аксеновой». Твардовский сам себе противоречил.

Нет оснований полагать, что опытный литератор и функционер не заметил противоречие. Однако решение не изменилось: «По крайней мере — в настоящее время редакция должна воздержаться от подготовки рукописи Е. С. Гинзбург-Аксеновой к печати».

Главред счел также нужным добавить, что никаких обязательств у редакции в данном случае нет. Он ведь и ранее не обнадеживал автора, который теперь получит отказ: «Помнится, что еще на письменное предложение Аксеновой своей „повести“ „Новому миру“ я отвечал ей в сдержанном духе примерно по тем же мотивам, что изложены здесь».

Характерно, что слово повесть — в кавычках. Главред, стало быть, демонстрировал: сама Гинзбург так определила жанр «Крутого маршрута». Однако ее письмо Твардовскому не содержит это жанровое определение.

Твардовский в письме редколлегии утверждал, что отвергнутая рукопись снабжена «указанием „конец первой части“». Отсюда следует, что так заканчивалось повествование.

Но это противоречит сказанному Гинзбург в послесловии. Она утверждала, что в редакцию «были доставлены