Перекресток версий. Роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» в литературно-политическом контексте 1960-х — 2010-х годов - [29]

Попытки легально издать «Крутой маршрут» оказались неудачными. В связи с чем Гинзбург сообщила: «Таким образом, к концу 1966 года все надежды на какую-то, кроме самиздатовской, жизнь книги были погребены. И то, что произошло дальше, было для меня не просто неожиданностью — фантастикой!».

Речь шла о нелегальных изданиях. Гинзбург подчеркнула: «Непредугадываемо переплетаются разные пути в нашем удивительном веке. Вдруг я увидела свою книгу (по крайней мере, первую ее часть и кусок второй) напечатанной в Италии. Меня — долголетнюю обитательницу ледяных каторжных нор с преобладающим звуком Ы в названиях местностей (МЫлга, ХаттЫнах и т. д.) — напечатали в сладкозвучном Милане. А потом и в Париже, и в Лондоне, и в Мюнхене, и в Нью-Йорке, и в Стокгольме, и во многих других местах».

Согласно Гинзбург, выпустило «Крутой маршрут» издательство «Мондадори». А позже и другие. Источник сведений она указала: «Мне довелось повидать некоторые из этих изданий, подержать их в руках. Часть этих книг привез из заграничной поездки покойный Эренбург».

В послесловии нет инвектив в адрес издательства «Мондадори». Но Гинзбург вновь подчеркнула, что публикация не согласована: «Это совсем новая тема, рожденная нашим странным временем и его феноменами. Тема о душевном состоянии автора подобных изданий. Противоречивые чувства раздирают его. С одной стороны, он не может сдержать естественного чувства радости при виде своей рукописи, превратившейся в книгу. Но с другой… Без моей правки, без всякого моего участия в издании… Без возможности исправить типографский брак (русское издание пестрит ошибками в орфографии и пунктуации)… Точно твоего погибавшего ребенка спасли какие-то чужестранцы, но при этом его полностью оторвали от тебя. А тем временем и земляки дают несчастной матери почувствовать: она виновна не только в том, что породила нежеланное для властей дитя, но и в том, что не смогла удержать его дома».

О «земляках» сказано уклончиво. Кто выдвигал обвинения, когда и какие — лишь догадываться можно. Далее же сообщалось, что «книга вступила в новую фазу своего бытия: из догутенберговской, самиздатовской, родной отечественной контрабанды она превратилась в нарядное детище разноязычных издательств, перекочевала в мир роскошной глянцевой бумаги, золотых обрезов, ярких суперобложек. Полное отчуждение произведения от его автора! Книга стала чем-то вроде взрослой дочери, безоглядно пустившейся „по заграницам“, начисто забыв о брошенной на родине старушке-матери».

Подчеркнем, что тогда опубликована была лишь первая часть книги и несколько глав второй. Гинзбург в послесловии утверждала: «Как бы там ни случилось, а я считала своим долгом дописать все до конца. Главным образом, не для того, чтобы изложить фактическую историю дальнейших лет в лагере и ссылке, а для того, чтобы читателю раскрылась внутренняя душевная эволюция героини, путь возвращения наивной коммунистической идеалистки в человека, основательно вкусившего от древа познания добра и зла, человека, к которому через все новые утраты и мучения приходили и новые озарения (пусть минутные!) в поисках правды. И этот внутренний „крутой маршрут“ мне важнее донести до читателя, чем простую летопись страданий».

Итоги подведены. Заканчивалось послесловие оптимистично: «Все-таки я хочу надеяться на то, что если не я и не мой сын, то, может быть, хотя бы мой внук увидит эту книгу полностью напечатанной на нашей Родине…»

История создания и публикации «Крутого маршрута» изложена вроде бы подробно. Однако загадок не стало меньше, нежели в 1967 году — после статьи, опубликованной итальянской коммунистической газетой.

По-прежнему было неясно, когда же редакции «Нового мира» и «Юности» получили рукописи Гинзбург. Даты не определены.

Также неясно, предложила ли Гинзбург «Крутой маршрут» сразу двум периодическим изданиям или сначала обратилась в одно, а затем в другое. Как опытный журналист она не могла не знать: если Твардовскому станет известно, что рукопись одновременно получена еще и Полевым, либо наоборот, публикация исключена в обоих журналах.

Опять же неясно, что так испугало Полевого в рукописи Гинзбург. Да, речь там шла о советских тюрьмах и лагерях, но ранее издавались рассказы и повести аналогичной тематики. Солженицынская — не единственное исключение. Печатались и мемуары иногда[64].

Наконец, все рассказанное Гинзбург не объясняет, по какой причине весной 1967 года в ЦК КПСС было решено не только оставить без последствий несанкционированные публикации «Крутого маршрута», но и демонстрировать с помощью итальянской газеты, что к автору нет претензий на родине. Случай, подчеркнем, неординарный.

Хронология противоречий

В цитированном выше послесловии к полному изданию «Крутого маршрута» отмечено: «пятилетнее плавание» рукописи «по бурным волнам самиздата» началось, когда она попала в журнальные редакции. Таким образом и обозначен срок, отделявший «самиздатовское» бытование от упомянутой Гинзбург заграничной публикации в 1967 году.

Значит, началось «самиздатовское» бытование в 1962 году. И нет оснований полагать, что Гинзбург обратилась сразу в две редакции. А какая стала первой — можно установить документально.