Переход - [40]

Шрифт
Интервал

Тюбик солнцезащитного крема «SPF 25». Щипчики для ногтей, дезодорант. Она застегивает молнию на сумке, стаскивает ее с кровати, спихивает вниз по ступеням. Вернувшись в ванную, стаскивает майку и большими портновскими ножницами (это она, которая в жизни ничего не сшила) стрижет волосы. Стрижет так коротко, что затылок можно обхватить ладонью, точно скорлупку какую. Тут и там просвечивает кожа. У макушки она разок резанула до крови.

Она относит сумку к машине, возвращается в кухню, перекладывает постиранное белье в сушилку, выставляет ей час работы. Отключает радионяню, запирает заднюю дверь, кладет в карман телефон и зарядку, переднюю дверь тоже закрывает и запирает. День в разгаре. Ничего не слышно, кроме птиц, теплынью доведенных до пения. Мод шагает по тропинке, по древнему морскому дну. За спиной со стуком захлопывается калитка. Мод не оборачивается.

Три

И в нашу тьму сочится жизнь,

держа ею данное слово[35].

Джон Эшбери

1

В окно (где на картонках фотографии лодок, фотографии с покоробленными краями, на солнце пожелтевшие) маклер созерцает воображаемое здание. Владельцы верфи – люди, неизменно приезжающие кавалькадами полноприводных «шкод», словно охотничья экспедиция, – планируют построить в марине отель, что-то такое с двумя сотнями номеров, спа, фитнес-центром, парой ресторанов (один назовут «Старая верфь» – ресторан с судостроительными мотивами, декорируют деталями лодок и инструментами). В администрации марины маклер видел архитектурный макет – ладные деревца, человечки размером с зернышки риса. Его контору, конечно, снесут. Снесут всю кустарщину, все самоделки. На макете они уже снесены.

Он открывает жестянку, достает сигариллу, кончиком постукивает о столешницу. Воздух сегодня набряк непролитым дождем. Река, пришвартованные лодки, мутная зелень дальнего берега – все замерло в тишине, что предшествует событию – или его завершает.

В два часа – расписание! – ему осматривать старую лодку, большой кеч, некогда фрахтовый, великолепный и нереальный, пожрет время и деньги; кеч нужно продать человеку, точно знающему, что он делает, или какому-нибудь романтику, балбесу с деньгами, который приколет фотографию кеча на стенку у себя дома и будет над ней вздыхать.

Прилив в 16:15. Отлив в 21:15. А сейчас мы где? Полная вода? Едва миновали полную воду? Он размышляет, видел ли ночью луну, пытается восстановить ускользающие мгновения ночи, себя в футболке и боксерах над унитазом (свет не горит, потому что свет в такие минуты невыносим, мозг размягчен сном) и решает, что вроде бы да, видел надкушенную луну, плывущую к холмам меж городом и скалами (где поля, откуда беспечные фермеры порой взлетают над морем на тракторах), и кивает, и рад, ибо спас то, что иначе было бы совсем утрачено, кивает и вздымает незажженную сигариллу, точно дирижерскую палочку, и тут двери конторы распахиваются, и маклер, ни на единый уловимый миг не замявшись, глядит ей в глаза и с улыбкой говорит:

– Что, уже открываете сезон?


Яхта стоит во дворе на ножках кильблоков. Так и простояла с сентября, когда ее выволокли на сушу после четырех-пяти летних воскресных выходов. Маклер знает: такова судьба всех лодок. Их покупают, любят, водят. Потом любят все меньше, водят все меньше. В лодку надо вкачивать деньги – плата за стоянку, плата на верфи, бесконечный ремонт, починка, – и лодка становится обузой. Наконец кто-нибудь принимает решение, которое объявляет «разумным». Приходят к маклеру в контору. Грустно улыбаются. Слегка стыдятся.

Вдвоем – Мод впереди – они тащат трап. «Киносура» истомлена – уже не вполне убедительная яхта. Будь она автомобилем, пора было бы подумать о том, чтобы пустить ее на детали.

– Подкрасить, – говорит маклер. – Отшкурить. Они под конец зимы всегда себя немножко жалеют.

Она, конечно, все это знает. Он болтает болтовни ради.

Она взбирается по трапу. Ноги, тыл, шагает через леер.

– Все нормально там?

Она уже отвязывает брезент. С ванты к ветру льнет ленточка-колдун.

– Роб где-то здесь. Машина его точно здесь. Приятно вас видеть, Мод. Пожалуйста, осторожнее.

Она, размышляет он по пути в контору, обстриглась тупыми ножницами, хлебным ножом. В таком духе. Или облысела? Перенесла химиотерапию, всю зиму просидела в палате под капельницей, глядя на трубу крематория. Но на вид не хрупкая, не квелая. Загнать такую женщину в угол – крупный просчет. Нравится она ему? Доверяет он ей? Пожалуй, он уже видел таких (или просто о них читал). Женщины, что выходят из пылающего города, а потом выясняется, что они-то и навлекли на город пожар. Ясноглазые девушки, у которых руины в кильватере.


Кают-компания – скорлупа, кожа, дутое стекло, слегка нереальное. Мод садится на банку, на сафьянового цвета обивку, которая сохранилась плохо и, по виду судя, уже пресытилась непогодой. Столько дел – куча! – но Мод сидит, ничего не делая, и дел как будто становится меньше. Она идет в носовую каюту, роется в рундуках, лезет в парусные чехлы. Щупает якорную цепь, якорь, запасной якорь. В кают-компании находит сувениры прошлого, позапрошлого лета. Почти выдавленный тюбик солнцезащитного крема, панаму, мятую футболку. Это все ее вещи – или ее и Джона Фантэма. Его книги так и стоят за релингами – «Один под парусами вокруг света», «Дхаммапада». И картинка – лодка на рассвете или на закате, рамка привинчена к переборке.


Еще от автора Эндрю Миллер
Кислород

Англия, конец 90-х. Два брата, Алек и Ларри, встречаются в доме матери, в котором не были много лет. Первый — литератор и переводчик, второй — спортсмен и киноактер. Тень былого омрачает их сложные отношения. Действие романа перемещается из страны в страну, из эпохи в эпоху, от человека к человеку.Один из тончайших стилистов нашего времени, Эндрю Миллер мастерски совмещает в своем романе пласты истории, просвечивая рентгеном прошлого темные стороны настоящего.Роман заслуженно вошел в шорт-лист премии Букера 2001 года.


Оптимисты

Впервые на русском — новый роман любимца Букеровского комитета Эндрю Миллера, автора уже знакомых русскому читателю книг «Жажда боли», «Казанова» и «Кислород».Клем Гласс (да, параллель с рассказами Сэлинджера о семействе Глассов не случайна) — известный фотожурналист. Он возвращается из Африки в Лондон, разуверившись в своей профессии, разуверившись в самом человечестве. Когда его сестра-искусствовед после нервного срыва попадает в клинику, он увозит ее в «родовое гнездо» Глассов — деревушку Колкомб — и в заботах о ней слегка опаивает.


Казанова

От автора «Жажды боли» — история мучительного лондонского увлечения зрелого Казановы, рассказываемая Казановой на склоне лет: куртуазные маневры и болезненные разочарования, жестокий фарс как норма жизни и строительные работы с целью переломить судьбу, и залитый потопом Лондон, ностальгически трансформирующийся в Северную Венецию. И, конечно, женщины.


Жажда боли

Это книга о человеке, неспособном чувствовать боль. Судьба приговорила его родиться в XVIII веке — веке разума и расчета, атеизма, казней и революций. Движимый жаждой успеха, Джеймс Дайер, главная фигура романа, достигает вершин карьеры, он великолепный хирург, но в силу своей особенности не способен сострадать пациентам…Роман Эндрю Миллера стал заметным событием в литературной жизни Великобритании, а переведенный на многие языки планеты, сделался мировым бестселлером. Его заслуженно сравнивают со знаменитым «Парфюмером» Патрика Зюскинда.


Чистота

Париж, 1786 год. Страна накануне революции. Воздух словно наэлектризован. Но в районе кладбища Невинных совсем иная атмосфера – тлена, разложения, гниения. Кладбище размывается подземными водами, нечистоты оказываются в подвалах жилых домов. Кажется, даже одежда и еда пропитаны трупным запахом, от которого невозможно избавиться. Жан-Батист Баратт получает задание от самого министра – очистить кладбище, перезахоронив останки тех, кто нашел на нем последний приют.Баратт – инженер, но его учили строить мосты, а не раскапывать могилы.


Рекомендуем почитать
Медсестра

Николай Степанченко.


Вписка как она есть

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Голубь и Мальчик

«Да или нет?» — всего три слова стояло в записке, привязанной к ноге упавшего на балкон почтового голубя, но цепочка событий, потянувшаяся за этим эпизодом, развернулась в обжигающую историю любви, пронесенной через два поколения. «Голубь и Мальчик» — новая встреча русских читателей с творчеством замечательного израильского писателя Меира Шалева, уже знакомого им по романам «В доме своем в пустыне…», «Русский роман», «Эсав».


Бузиненыш

Маленький комментарий. Около года назад одна из учениц Лейкина — Маша Ордынская, писавшая доселе исключительно в рифму, побывала в Москве на фестивале малой прозы (в качестве зрителя). Очевидец (С.Криницын) рассказывает, что из зала она вышла с несколько странным выражением лица и с фразой: «Я что ли так не могу?..» А через пару дней принесла в подоле рассказик. Этот самый.


Сучья кровь

Повесть лауреата Независимой литературной премии «Дебют» С. Красильникова в номинации «Крупная проза» за 2008 г.


Персидские новеллы и другие рассказы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Лето, прощай

Все прекрасно знают «Вино из одуванчиков» — классическое произведение Рэя Брэдбери, вошедшее в золотой фонд мировой литературы. А его продолжение пришлось ждать полвека! Свое начало роман «Лето, прощай» берет в том же 1957 году, когда представленное в издательство «Вино из одуванчиков» показалось редактору слишком длинным и тот попросил Брэдбери убрать заключительную часть. Пятьдесят лет этот «хвост» жил своей жизнью, развивался и переписывался, пока не вырос в полноценный роман, который вы держите в руках.


Художник зыбкого мира

Впервые на русском — второй роман знаменитого выпускника литературного семинара Малькольма Брэдбери, урожденного японца, лаурета Букеровской премии за свой третий роман «Остаток дня». Но уже «Художник зыбкого мира» попал в Букеровский шортлист.Герой этой книги — один из самых знаменитых живописцев довоенной Японии, тихо доживающий свои дни и мечтающий лишь удачного выдать замуж дочку. Но в воспоминаниях он по-прежнему там, в веселых кварталах старого Токио, в зыбком, сумеречном мире приглушенных страстей, дискуссий о красоте и потаенных удовольствий.


Коллекционер

«Коллекционер» – первый из опубликованных романов Дж. Фаулза, с которого начался его успех в литературе. История коллекционера бабочек и его жертвы – умело выстроенный психологический триллер, в котором переосмыслено множество сюжетов, от мифа об Аиде и Персефоне до «Бури» Шекспира. В 1965 году книга была экранизирована Уильямом Уайлером.


Искупление

Иэн Макьюэн. — один из авторов «правящего триумвирата» современной британской прозы (наряду с Джулианом Барнсом и Мартином Эмисом), лауреат Букеровской премии за роман «Амстердам».«Искупление». — это поразительная в своей искренности «хроника утраченного времени», которую ведет девочка-подросток, на свой причудливый и по-детски жестокий лад переоценивая и переосмысливая события «взрослой» жизни. Став свидетелем изнасилования, она трактует его по-своему и приводит в действие цепочку роковых событий, которая «аукнется» самым неожиданным образом через много-много лет…В 2007 году вышла одноименная экранизация романа (реж.