Переход - [42]

– И вот это пробейте, – говорит она; слегка картавит, но акцент не девонский. Продавщица кладет карты в пакет. Север Северной Атлантики и юг Северной Атлантики соответственно. Картина проясняется, и когда покупательница выходит на улицу, где две чайки дерутся в канаве за кусок картошки, продавщица прислоняется к окну, глядит ей вслед и думает: мы ее больше не увидим, – и эта мысль звучит пророчеством, и несколько минут продавщица топчется, не зная, заварить ли еще чаю или переставить обувь на витрине второго этажа. А это на нее не похоже. Это совсем на нее не похоже.

2

Наутро Мод поверх джинсов и свитера натягивает робу, варит кофе, жует банан, съедает квадратик шоколада и выходит на палубу. Сидит на крыше надстройки, смотрит вверх по реке, туда, где сливаются свет и вода. Сворачивает самокрутку с табаком из пачки, купленной в городе. Она теперь лучше сворачивает, лучше курит.

Докурив, спускается по трапу с банкой необрастайки. Вчера под вечер она заклеила ватерлинию. Теперь медленно идет вокруг корпуса, проверяет, хорошо ли вышло. Нормально; она открывает банку, наливает краски в кювету, мочит в ней мохеровый валик и начинает красить. Красит час, уже щиплет глаза, и тут приходит Роберт Карри с коробкой одноразовых перчаток и парой пластиковых защитных очков.

– Она же не просто так не обрастает, – говорит он.

Из кармана он выуживает тряпку, выбирает уголок почище и стирает плюху необрастайки с тыла правой ладони Мод. Всего несколько секунд, и в эти секунды оба молчат.

К обеду Мод докрашивает первый слой и отступает от яхты, чтоб избавиться от запаха необрастайки во рту. На верфи сегодня поживее, но большинство лодок по-прежнему стоят сиротливо. На стапеле Роберт Карри и другой рабочий трудятся над прогулочной яхтой, бывшим гидрографическим катером, который в прежней жизни звался «Скаген», а ныне переименован в «Динь-Донну» и весь увешан флагами расцвечивания. Роберт Карри, ныряя в сходной люк, машет, и Мод машет в ответ.

Второй слой ложится на второй день. Согласно инструкции, краска должна быть толщиной с визитную карточку – как толком не пригодившиеся визитки, что лежат в коробке у Мод в машине: «Мод Стэмп, старший специалист по клиническим исследованиям».

К середине дня краска подсыхает и можно отодрать клейкую ленту с ватерлинии. Не идеально, но сойдет. Мод подправляет огрехи, кривизну выравнивает тряпкой, смоченной растворителем. На понедельник она заказала судовой кран. То есть всего два дня работы на суше. Все недоделанное, все упущенное останется как есть. Это она уже решила. В понедельник яхта спустится на воду, а Мод спустится в яхту. Вариантов нет – ей в голову ни один не приходит. Вернуться в коттедж? Вернуться к тому, о чем рассказывала приснившейся голове Ролинза? Двери за спиной захлопнулись. Она захлопнула их сама или нечто помимо нее взяло и их захлопнуло. Едва ли есть разница. Ждать больше нельзя. Поистине опасной ей видится лишь неподвижность.

Ночью накануне спуска на воду она с полотенцем и несессером идет в уборную марины. Час поздний, в уборной ни души – никого не слышно. Мод раздевается, складывает одежду в шкафчик, шагает в кабинку, сует в прорезь фунтовую монету, включает душ. Вода холодна. Встряхивает все нутро. Затем нагревается, и кабинку наполняет пар, и кожа светится розовым. Мод разглядывает себя в пару. Почерневший ноготь на большом пальце; на щиколотках по три синячка, длинная царапина высоко на левом бедре – след забытого столкновения, может, со столом в кают-компании, когда ощупью маневрировала в темноте. Тикает таймер. Вода пеленами света окатывает груди, живот, бедра. Мод вспоминает, как Камилла предъявила ей свою татуировку, сказала, что это значит засади мне до слез, и скорчила мордочку, как плачущая девочка. Четыре месяца Мод не вспоминала о сексе. И четыре месяца у нее не было крови. Есть тут связь? Она трогает себя, совсем легонько, безымянный палец без кольца в темной поросли между бедер, вжимается в губы, проскальзывает во внутренний жар. Мод прислоняется к стенке кабинки, заводит палец чуть глубже, чуть глубже. Она не дура; она не наивна; она знает, что желание, память и горе переплетены, как проводки в прово́дке. Она только не знает, что с этим делать. Она вынимает палец. Таймер тикает громче, затем умолкает. У нее больше нет монет. Она торопливо вытирается, натягивает одежду на еще влажную кожу. Выйдя из душевой, видит, что не одна, хотя не слышала, как в душевую зашли. У одной из раковин женщина, женщина лет шестидесяти или старше, голая до пояса, мылит подмышки. На спине у женщины, слева и справа, от самых лопаток вдоль позвоночника – два шрама. В зеркале – обветренное лицо, глаза щурятся золотом. Женщина разглядывает Мод в стекле, словно раздумывает, знакомы ли они. Затем кивает и улыбается. Можно принять за одобрение. Можно принять за «Не останавливайся!».

3

Крановщик – молодой парень, млеющий в закатных лучах своей молодости. Рыжеватый блондин, к июлю совсем облондинится, лицо уже о нем говорит, выдает его, хотя если взглянуть мимоходом, он еще сойдет за того, кем его сочтешь. Развалился у лестницы в кабину крана, посматривает за последними приготовлениями Роберта Карри и Мод. Утренний дождь принесло и сдуло ветром. Полдюжины нескладных нарциссов в раскрашенной клумбе перед администрацией усеяны каплями. На дороге к верфи один оттенок зелени медленно перекрывает другой.