Пендервики весной - [66]

– Да.

– «Кто мне поможет…»[86] – Миссис Грюнфельд кивнула Бетти. – Теперь ты.

Но из глаз Бетти снова хлынули слёзы. Миссис Грюнфельд обняла всхлипывающую девочку обеими руками и долго, долго не отпускала.

Когда Бетти пришла из школы, Джейн крикнула, что ей посылка – лежит в кухне на столе. Первым желанием Бетти было немедленно развернуться и уйти – а посылка, может, как-нибудь исчезнет сама собой, пока Бетти будет гулять с Герцогиней и Кориандром. Значит, кто-то прислал ей подарок ко дню рождения, и этот день близился, и Бетти становилось всё страшнее. Но посылка ведь не исчезнет, а так и будет лежать на столе. К тому же это может оказаться посылка от тёти Клер, дяди Туррона, Энама и Марти. Бетти не заслуживает подарка от них, да и ни от кого другого, но Энам и Марти любят иногда разрисовывать подарочные пакеты тиграми и черепахами, было бы забавно на них глянуть.

Но обратный адрес на посылке был другой: Бостон, Джеффри.

Бетти потрогала коробку кончиком пальца и поспешно отдёрнула руку. Зачем ей сейчас какая-то посылка от Джеффри?

Позвонили в дверь, и Джейн впустила кого-то в дом – Бетти узнала голоса Арти и обоих Донованов. Сейчас Джейн примчится на кухню за крендельками и спросит, что в посылке и как это Бетти до сих пор не посмотрела, а если Бетти начнёт смотреть, то Джейн тоже захочет посмотреть и обсудить подарок, а потом, наверное, явится Скай.

Бетти двумя руками схватила коробку со стола и убежала с ней наверх, в свою комнату. Поскорее открыть, глянуть и забыть.

Азимов ждал её, зевая и потягиваясь, на своём законном месте между Фантиком и Гибсоном и явно интересовался, что она такое принесла. Он заинтересовался ещё больше, когда Бетти начала слой за слоем отдирать скотч, которым Джеффри обмотал коробку для надёжности. Дальше коробку надо было вскрыть, и, разгребая горы мятых газет, подложенных, чтобы внутри ничего не болталось, дорыться до содержимого, и – вот они, два пакета, каждый обёрнут подарочной бумагой и тоже обмотан крест-накрест скотчем. И к каждому прилеплена записка. Один пакет побольше, размером в точности с долгоиграющую пластинку, и на нём написано: «Открой меня первым!» А на втором, который поменьше, с небольшую книжку величиной, – «Открой меня вторым!»

Опять скотч – сколько же его! – но вот наконец богатства, заключённые внутри «Открой меня первым!», легли Бетти на колени. Да, так и есть, набор пластинок – совершенно новый, в коробке и в целлофановой обёртке. Бетти погладила обтянутую целлофаном надпись: «ЛЮДВИГ ВАН БЕТХОВЕН. 9 СИМФОНИЙ. БЕРЛИНСКИЙ ФИЛАРМОНИЧЕСКИЙ ОРКЕСТР. ГЕРБЕРТ ФОН КАРАЯН».

– Фон Караян! – сказала Бетти Азимову.

Когда-то Джеффри мечтал стать дирижёром оркестра – давно, когда Пендервики только ещё с ним познакомились. Правда, потом он отказался от этой идеи. Потому что дирижёру, чтобы творить музыку, нужна ещё куча музыкантов, которые согласятся, чтобы ими дирижировали, а пианисту – только его пианино, так он объяснил. Но у него осталось огромное восхищение перед всем дирижёрским цехом, и Бетти узнала от него много выдающихся имён. Бернштейн и Мути, Клемперен и Превин, Шолти и Одзава. И, конечно, один из величайших дирижёров двадцатого века – Герберт фон Караян.

А ведь этим записям наверняка уже несколько десятков лет. Как могло такое сокровище пролежать столько времени нетронутым – ждать, когда кто-то придёт и высвободит волшебство?

К целлофану Джеффри прикрепил кусочком скотча – к счастью, крошечным! – открытку: кошку, играющую на пианино. Бетти кошка очень понравилась. Правда, Азимов, когда Бетти ему её показала, откинул открытку лапой.

Написанное на обороте понравилось Бетти ещё больше.

«Беттик! Многие считают, что это самые лучшие – за все времена! – записи симфонической музыки. Мы с тобой послушаем их вместе, особенно третью, “Героическую”, мою любимую, как ты знаешь, – когда-нибудь… гм-м, когда мне дозволено будет вернуться в круг друзей и единомышленников. А пока – поздравления ко дню твоего рождения тебе шлют

Людвиг, Герберт и Джеффри.

P. S. Да уж, никудышный из меня получился mentore: пропустил наш с тобой завтрак. Надеюсь, ты сможешь меня простить».

– Я прощаю тебя, – выдохнула она.

Так, стоп, а что в том пакете?

Она пошарила рукой вокруг себя и нашла второй пакет – на покрывале, под обёрточной бумагой от симфоний. На нём, под «Открой меня вторым!», тоже оказалась открытка – ещё одна кошка-пианистка (Бетти не стала предъявлять её Азимову) и на обороте – ещё одна записка.

«Помнишь, что ты мне подарила на одиннадцать лет? Давным-давно, тебе тогда было четыре года. Это была самая твоя любимая фотография. И ты тогда сказала, что, может быть, когда-нибудь я смогу дать её тебе “взаймы”. Мне кажется, сейчас как раз подходящий момент.

Твой

Джеффри».

Волнуясь и торопясь, она сдирала обёртку. Это не книжка – Бетти уже начала вспоминать, она была уже почти уверена. Да. Фотография в рамке – та самая, которую она искала везде, которая – вот теперь вспомнила наконец – стояла у неё на тумбочке тогда, давно, до того, как она подарила её Джеффри.

Пёс.

Вечером после ужина Бен наклеил последний оставшийся отель из «Монополии» на Сент-Пол, столицу штата. Это был завершающий штрих, всё! Завтра нести Миннесоту в школу – Бену не терпелось похвастаться своей работой. Его штат будет самый лучший – ну, ещё Рафаэлева Флорида тоже будет самая лучшая, потому что настоящие друзья друг с другом не соревнуются.