Печать султана - [5]

Мишель напоминает Камилю коричневого паука, из тех, что водятся в северо-восточных горах. Они размером с кулак, однако благодаря своей окраске абсолютно незаметны среди сухого кустарника, так что путешественник может и не увидеть насекомых, пока те не попадут ему под ноги. Пауки очень быстро бегают и при этом издают пронзительные звуки, похожие на крик младенцев. Он видел, как человек умер от укуса такой твари. Вот и Мишель, склонный вообще-то носить яркую одежду, привлекающую внимание женщин, во время охоты на преступников в злачных местах надевает серовато-коричневые штаны и неброский халат, что делает его практически невидимым.

Сегодня Мишель одет в мешковатые синие шаровары под халатом в красную полоску, перепоясанным желтым широким поясом. Мягкие кожаные туфли позволяют ему передвигаться по мраморному полу бани совершенно беззвучно. Причем движется он с уверенностью борца, выходящего на ковер, чтобы сразиться с противником.

— Меня крайне заинтересовало это дело. Посланник поведал мне не все подробности. Он говорил что-то об утонувшей принцессе.

Улыбка тает на его лице, когда он бросает взгляд на мертвую женщину.

— Кроме того, — продолжает он, принимая серьезный вид, — это наполовину еврейский район, так что, мне показалось, я могу быть здесь полезен.

Мишель не мастер говорить. Его речь граничит с косноязычием, однако Камиль ценит врача за прямоту высказываний. Жители Стамбула всегда славились уклончивой многоречивостью. Кажется, люди часто боятся говорить об известных им вещах, не желая случайно ошибиться. Они также делают вид, будто им все известно. Преподаватели Кембриджа, где Камиль изучал юриспруденцию и криминалистику в течение года, полагали, что допрашиваемый или говорит правду, или лжет. Они и представить себе не могли, что такое восточная вежливость, заставляющая человека стыдиться своего невежества и избегать суровой правды. Люди прибегают к разнообразным выдумкам и уклончивым объяснениям и считают это высочайшим искусством поведения.

Точность изложения подчиненными фактов предполагает устранение препятствий, связанных с уважительной уклончивостью и умалчиванием проблем, которые могли бы обеспокоить их господина. Однако Камиль, всю свою молодость находясь под тяжким бременем зависимости от общественного положения отца, теперь счастлив поскорее расстаться с ней.

— У меня есть все необходимое.

Мишель вынимает из-за пояса кожаную сумку и кладет ее на массажный камень у изголовья трупа. Снимает упаковку из плотной бумаги с маленького лакированного ящичка и достает из него ручку и несколько отличных угольных карандашей.

— Я готов.

— Подождем повивальную бабку. А ты тем временем сходи на улицу и послушай, что там люди говорят. Выходил ли кто-нибудь прошлой ночью в море на лодке, и коли так, что он слышал и видел? Рыбаки говорили о собачьем лае. Заметил ли кто-то незнакомую женщину в округе? Да пусть два полицейских прочешут берег к северу отсюда. На утонувшей женщине нет одежды, и, возможно, на теле обнаружатся следы борьбы. Может быть, кто-нибудь из других деревень на побережье слышал что-то о происшествии. Пусть люди походят по кофейням. Там всегда удается получить ценные сведения. А на обратном пути прогони зевак. Только пусть они оставят лампы.

Мишель подчиняется приказу и уходит, оставляя дверь открытой.

Через несколько минут появляется женщина в поношенном плаще. Она стоит на пороге в кругу, создаваемом светом от лампы. Ее голова и плечи закутаны в коричневую шаль. Сняв туфли, она неслышно движется по мраморному полу в одних чулках. Потом быстрым заученным движением сбрасывает плащ и шаль и кладет их на край ближайшего бассейна. Теперь она остается в полосатом халате и широких шароварах. Ее седые волосы повязаны платком.

— Ты повивальная бабка Средней деревни?

— Да. Меня зовут Амалия. — Живые глаза женщины пристально осматривают зал. Увидев тело на мраморной плите, она подходит к нему. — Бедняжка. — Она осторожно убирает волосы с лица покойной. — Ее так и нашли? — Амалия внимательно осматривает тело с видом человека, привыкшего полностью владеть ситуацией, не желая замечать, что главный здесь все-таки судья.

— Да. Мы хотим знать, не подверглась ли она насилию и все такое прочее. Я подожду вон там.

Он уходит в темную часть помещения и на почтительном расстоянии следит за работой женщины.

Умелые руки повивальной бабки ощупывают мертвое тело.

— Ей двадцать с лишним лет. Не девственница. Никогда не рожала, так как не видно следов растяжения на животе.

Камиль хмурится:

— Возможно, она решила покончить жизнь самоубийством, так как кто-то обесчестил ее, и поэтому бросилась в Босфор. Она не первая девушка, которая сводит счеты с жизнью таким образом. Некоторые европейцы, так же как и мы, привередливы в вопросах женской чести. Если она не замужем, то подобное обстоятельство могло погубить ее.

— Вполне возможно. — Амалия проводит пальцами по лицу мертвой женщины и поднимает ее веки. — Темные глаза. — Она наклоняется ниже, потом внезапно смотрит вверх. — Посмотрите сюда, судья-бей. Глаза голубые, но зрачки очень увеличены. Видна лишь небольшая синяя полоска. Похоже, ей дали наркотик.