Печать султана - [7]

Повивальная бабка велит Камилю положить тело на бок и подержать его некоторое время. Когда она прикасается к лицу утопленницы, изо рта той вытекает темная вода. Женщина двигает руки трупа, и на губах мертвой девушки пузырится розовая пена.

— Она утонула. Если бы ее бросили в море после смерти, вода не проникла бы в легкие.

Они возвращают тело в исходную позицию. Камиль рад, что больше не придется прикасаться к трупу. Липкие руки замерзли, и он с трудом преодолевает искушение засунуть их в карманы.

Повивальная бабка показывает на большую родинку на правом плече покойницы:

— Родимое пятно может помочь в опознании девушки.

Она отходит в сторону и ждет дальнейших указаний.

— Спасибо. Ты очень помогла нам и проявила исключительную наблюдательность.

Амалия тонко улыбается. Судья думает, что эта простая деревенская повивальная бабка гораздо сообразительнее, чем ученые бюрократы из его окружения. Она просто делает выводы из собственных наблюдений, а не строит всякие сомнительные догадки.

У страха глаза велики, особенно в такие неспокойные времена. В результате долгов, многочисленных войн и битв за новое устройство государства между правительственными фракциями, одни из которых являются сторонниками парламента, а другие поддерживают неограниченную власть султана, имперская казна находится в распоряжении европейских держав. Националисты, поддерживаемые Европой и Россией, пытаются оторвать провинции от империи. Улицы Стамбула кишат беженцами. Камиль сомневается, сумеет ли парламент остановить оскудение казны, земли и обнищание людей в громадном Османском государстве, границы которого сейчас мягки, как тело толстяка в турецких банях.

Перемены вызывают страх, размышляет Камиль, в верхах и в низах. А напуганные люди хотят отвлекаться волшебными сказками. Однако эта повивальная бабка вполне рассудительна.

Амалия видит одобрение в глазах судьи и опять улыбается. На этот раз вполне искренне.

— Я хочу попросить тебя еще об одной услуге, — добавляет он. — Расспроси деревенских, не знает ли кто эту девушку. Может быть, люди слышали или видели что-то необычное. И если так, немедленно пошли гонца прямо в суд. Тогда я отправлю к тебе своего помощника. — Он полагает, что бабка, как и большинство сельских жителей, не умеет ни читать, ни писать. — Мы отблагодарим посланца, — любезно добавляет он, не желая открыто говорить о награде. — И еще одно дело. Ты никому не должна говорить, в каком состоянии находится покойная.

Повитуха соглашается и слегка наклоняет голову. Потом одевается и уходит.

Камиль остается наедине с трупом. Тело еще не начало разлагаться. От него исходит сырой неживой запах.

Внезапно кто-то появляется в освещенном проходе. Камиль вздрагивает.

— Мишель! Как давно ты прячешься здесь?

— Я пришел как раз в тот момент, когда повивальная бабка начала осмотр тела. Полицейские посланы на розыски. Позднее я сам поговорю с местными жителями. Мне показалось, что вам не обойтись без меня.

Камиль понимает, что Мишель не подчинился ему и, как бы читая его мысли, сделал то, о чем паша недавно подумал.

— Да, конечно, — неохотно соглашается он, чувствуя, что проиграл в какой-то непонятной игре.

— Я находился в соседнем помещении и делал записи. Здесь хороший резонанс. Голоса доносились до меня. Старуха оказалась очень проницательной особой, — говорит он с восхищением. — Теперь нам уже не понадобится осматривать тело.

— Да, она проявила себя с лучшей стороны. Нужно расспросить купцов на базаре и узнать, кто недавно покупал сушеные лекарственные растения.

— Знаешь, стамбульские евреи-сефарды говорят о каплях, которые использовали их испанские предки для того, чтобы глаза казались большими и темными. Они называют это вещество «белладонна», то есть «прекрасная женщина». Похоже, это то же самое, что и наше таинственное растение.

Мишель подходит к покойной с небольшой чашей в руках. Резким движением наклоняет тело на бок и нажимает на грудь. Тонкий ручеек жидкости вытекает изо рта девушки в сосуд.

Мишель изучает жидкость.

— Теперь я выясню, утонула ли она в пресной или соленой воде. — Он кидает взгляд на кожаную сумку с инструментами, все еще лежащую у изголовья трупа. — Надо проверить содержимое ее желудка.

— Полагаю, мы не можем позволить себе вскрыть тело до того, как свяжемся с иностранными посольствами. Если она подданная одной из зарубежных стран, дипломаты будут недовольны, когда мы отдадим им распоротый труп.

— Да, ты абсолютно прав, — с разочарованием отозвался Мишель.

— Подай мне скальпель.

Камиль разрывает цепочку ожерелья. Потом занимается замком. Открыв кулон, он передает его Мишелю.

— Внутри находится тугра.

Мишель вертит кулон в руках и рассматривает его со всех сторон.

— Есть еще какие-то знаки. Тебе известно, что они означают?

— Нет.

— Выходит, девушка как-то связана с дворцом?

— Возможно. Интересно. Восемь лет назад к северу отсюда, у Шамейри, была найдена мертвая англичанка. Гувернантка из дворца, Ханна Симмонс. Ее нашли плавающей в пруду. Ту женщину задушили. — Он вздохнул. — Не думаю, что между двумя покойницами есть какая-то связь.

Камиль не говорит о том, что имя жертвы застряло у него в памяти потому, что начальник полиции района Бейоглы был снят с должности министром жандармерии, человеком, сменившим его отца, так как не сумел найти убийцу англичанки. Камиль внимательно ознакомился с делом об убийстве сразу после того, как приступил к своей работе, однако решил не возобновлять его. С тех пор прошло немало лет, и было бы политически нецелесообразно возвращаться к нераскрытому преступлению, в котором к тому же замешаны члены влиятельного иностранного сообщества и люди из окружения султана. И вот вновь погибает иностранка, как назло, во время его дежурства. Камиль напрягается, чтобы скрыть тревогу и волнение.