Патруль джиннов на Фиолетовой ветке - [2]

Мальчишек Психа теперь разбросало по всему городу, и, по слухам, некоторые из них стали взрослыми, женились и завели собственных детей. Но и сегодня голодный мальчик, что заснет с настоящим именем Психа на потрескавшихся губах, проснется и встретит белого туриста, что купит ему мороженого, или пожилую леди, что сунет парату ему в руки. Не бог весть что, но Псих при жизни не был богачом, не стал он богатым и в своем призрачном воплощении.

Забавно, что прозвище Психу дали его мальчишки. Впервые встретив его, они поняли, что он во многом суров, но его взгляд смягчался, когда они показывали ему недостающий пальчик на ноге или извивающийся, словно умирающая рыба, шрам на задней стороне бедра – след от побоев раскаленными железными цепями. Они решили, что только Псих может быть полудобрым в этом прогнившем мире. Но сперва они звали его Братом, а самые маленькие – Дядей, и лишь намного позже они стали говорить: «Псих, глянь-ка, сколько бутылок я нашел сегодня», – и он не возражал, потому что знал, отчего они остановились на этом прозвище.

Через несколько месяцев после того как он стал Психом, весенней ночью, осушив несколько стаканов бханга[1], он купил мальчикам кремовых фирни[2] в глиняных чашках и прошептал им имя, которое дали ему родители. Он рассказал, что сбежал из дома в семь лет, после того как мать отшлепала его за то, что он прогулял школу и болтался с Уличными Ромео, что разражаются пронзительной песней всякий раз, когда мимо них проходит девушка.

Первые недели в городе Псих жил на вокзале, охотился за объедками из пакетов с едой, что пассажиры выбрасывали из окон поездов, и прятался от полиции в нишах под пешеходными мостами. Каждый шаг снизу ощущался как удар по голове. Какое-то время он верил, что родители приедут на поезде, чтобы его найти, отругать за то, что напугал их, и забрать его домой. По ночам он то и дело просыпался, потому что слышал, как мать зовет его по имени, но то был лишь ветер, грохот поезда или безжизненный женский голос, объявляющий, что Северо-Восточный экспресс из Шиллонга задерживается на четыре часа. Псих думал вернуться домой, но не сделал этого, потому что ему было стыдно и потому, что город превращал мальчиков в мужчин, а ему до смерти надоело быть ребенком: он хотел стать мужчиной.

Теперь, когда Псих стал призраком, он мечтает, чтобы ему снова было семь лет. Мы думаем, именно поэтому он хочет слышать свое прежнее имя. Оно напоминает ему о родителях и о мальчике, которым он был, прежде чем запрыгнул в тот поезд.

Настоящее имя Психа – секрет. Его мальчишки никому не расскажут. Мы думаем, это имя настолько хорошее, что если бы Псих оказался в Мумбаи, а не здесь, то какая-нибудь кинозвезда стащила бы его себе.

В этом городе много таких, как Псих. Мы не должны их бояться. Наши боги слишком заняты, чтобы слушать наши молитвы, но духи – духам нечего делать, кроме как ждать и бродить, бродить и ждать, и они всегда нас слушают, ведь им скучно, а это – один из способов скоротать время.

Но помните, они не работают бесплатно. Они помогают нам, только если мы предлагаем им что-то взамен. Для Психа это голос, называющий его настоящее имя, а для других – стаканчик выпивки или гирлянда жасмина, или кебаб от Устада. Никакой разницы с тем, что просят у людей боги, вот только в отличие от богов большинство духов не хотят, чтобы мы постились или жгли лампы и свечи, или раз за разом писали их имена в тетрадке.

Самое сложное – найти правильного призрака. Псих – только для мальчишек, потому что девчонок он никогда не брал, но есть духи-женщины и духи-старухи, и даже духи-девочки, которые могут защитить девушек. Может быть, нам духи нужны больше всех, потому что мы – мальчишки с железной дороги, и у нас нет ни родителей, ни дома. Если мы все еще здесь, то только потому, что знаем, как вызывать духов.

Некоторые думают, что мы верим в сверхъестественное, потому что нюхаем клей, вдыхаем героин и пьем такую крепкую деси дару[3], что от нее вырастают усы даже у младенцев. Но этих людей, людей из мира мраморных полов и электрических обогревателей, их не было рядом с мальчишками Психа той зимней ночью, когда полиция прогнала их с вокзала.

Той ночью в городе дул сильный ледяной ветер и превращал пути в камень. У мальчиков не было даже двадцати рупий на всех, чтобы арендовать одеяло на восемь часов, и одеяльщик-валла выругался на них, когда они спросили, не мог бы он дать им одеяло в кредит. Они сидели, дрожа, под потухшим уличным фонарем с разбитым стеклянным плафоном на улице у ночлежки, в которой не осталось свободных мест. В их руки и ноги иглами вонзалась боль. И когда они больше не могли ее выносить, они позвали Психа.

«Извини, что беспокоим тебя снова, – сказали они. – Но мы боимся, что можем умереть».

Разбитый уличный фонарь затрещал и засветился. Мальчики посмотрели вверх. Лучи света, сладкого и желтого, с теплотой полились на них.

«Стойте-ка, – сказал им призрак Психа, – давайте посмотрим, что еще я могу сделать».

Я смотрю на наш дом,

перевернутый вверх тормашками, и насчитываю пять дырок в жестяной крыше. Их, может быть, и больше, но я их не вижу, потому что черный смог снаружи стер с неба все звезды. Я представляю, как по крыше спускается джинн: его глаз вращается, словно ключ в замке, наблюдая за нами в дырку, – он ждет, пока Ма, Папа и Руну-Диди не уснут, чтобы он мог выпить мою душу. Джиннов не существует, но если бы они существовали, то воровали бы только детей, потому что у нас самые вкусные души.