Патология лжи - [9]
– Но Дмитрий…
– Дмитрий – не ваша забота, с ним я сама разберусь. Хотите – уходите, хотите оставайтесь, честно говоря, мне без разницы. Успешный журнал отражает взгляды его редактора и опережает свое время. Это не мания величия, я хочу сделать культовое издание из этой третьесортной «Ярмарки тщеславия».[7] – Я улыбаюсь. – А теперь Рейк поведает, какая музыкальная звезда собирается подать на нас в суд в следующем месяце.
Пока Рейк, наш музыкальный редактор, которому на ухо наступил слон, поглаживая себя по небритому подбородку, принимается перечислять певцов, чьи имена для меня пустой звук, а сексуальные привычки не представляют ни малейшего интереса, Дон Ричард толкает Кэтрин. Потом стучит мизинцем по ее плечу, она пытается сбросить его руку, но Дон не унимается, наконец она разворачивает стул и спрашивает:
– Что тебе?
– Ничего.
– В чем дело, Дон?
– Да неважно. – Он хмурится. – Ах да, у тебя есть гель для укладки? Волосы, – он показывает на свою белокурую голову, – торчат, как щетина на обувной щетке.
Кэтрин качает головой, прижимая к груди свою плотно набитую сумочку:
– Не дам, пока не вернешь мой крем для рук и подводку для глаз.
Дон Ричардc у всех нас таскает косметику. Если у меня что-то пропадает, я первым делом ищу в его столе.
– А ты у Глории попроси гель. Или у Дэна.
Пока Кэтрин внимательно слушает Рейка, Дон Ричард залезает в ее сумку и вытаскивает расческу.
– …мы столкнулись с реальной проблемой, Глория. Но мы сможем протащить малость наркоты к ней в клинику. Наш репортер проделывал это и раньше с другими музыкантами. Вопрос в том, согласится ли она вмазаться прямо при нем? Теперь, когда она якобы заново родилась…
Я понятия не имею, о чем мы говорим и зачем, и это наводит меня на мысль, что пора бы пообедать.
– Объявляется перерыв, – говорю я.
– Но мы еще не обсудили…
Опять Дэн. Ночная жизнь в Сан-Франциско настолько скучна, что обсуждать его раздел практически невозможно; его ни разу и не обсуждали на моей памяти.
– Перерыв, Дэн, пойди купи себе сэндвич.
Я собираю бумаги. Дэн и Кэтрин ворчат друг на друга, к ним присоединяется Мойра. Мы с Рейком выходим последними. Он идет за мной по коридору. Его лосьон после бритья пахнет пряно, словно пирог с тыквой.
– Дэн ничего не понимает, – пытается он завести разговор.
– Дэн?
– Все эти слухи. Не представляю, как ты это выносишь. Вроде той заметки в «Нэшнл Инкуайрере».
– А что было в «Инкуайрере»?
– На первой полосе. Ты что, в магазин за продуктами не ходишь?
– Заказываю на дом. – Рейк замолкает, я напоминаю: – Так о чем они написали?
– Они фотографии опубликовали. Заявляют, что расчленение произведено в точности по учебнику, за исключением…
– Перелома ключицы. Так бывает, Рейк – люди годами с этим живут, даже не замечая перелома.
– Гм, нет… За исключением того, что сердце было вырвано и частично обкусано.
– Какая гадость. Скажи честно, я похожа на каннибала? – Я откидываю волосы с лица.
Но Рейк не улыбается. Он уставился на меня, точно у меня пятно на блузке. Или нож в руке.
– Перелома ключицы?
7
Я просматриваю груду почты, поднимаясь по лестнице и нащупывая ступеньки носками туфель. Обширной переписки я не веду, но в этот раз получила огромное количество рождественских открыток в больших красных конвертах. По большей части – от бывших бойфрендов, некоторые теперь живут за границей, пишут они одинаковую чепуху, интерес представляют только иностранные марки: Жаль, что тебя здесь нет. Правда ли то, что о тебе писали в «Экономисте» на прошлой неделе? Я всегда знал, что ты способна убить.
Войдя в квартиру, я швырнула портфель и налила себе вина. Невыдержанное «шардоннэ» отдает старыми тряпками. Подарок Пи-Джея, не помню уж по какому поводу.
Расстегнутое пальто соскальзывает на пол. Я добрела до кухни, раздраженно порылась в шкафах, изучила содержимое полок, поставила чайник.
Расставила открытки на холодильнике в алфавитном порядке, по фамилии отправителя, а потом выбросила поздравления от тех, кто, как я считаю, меня больше не любит. Завтра сочельник. Вся планета уже на каникулах: журнал закрыт на уик-энд, агенты Броди и Эммет проводят праздники дома, помогая своим мамочкам толочь картошку и готовить жаркое. Я устала. Приготовление чая отняло у меня последние силы.
Со мной такое иногда бывает, последнее время все чаще. Я привыкла сидеть дома. Я привыкла не отвечать на телефон и звонки в дверь. Поутру я вру звонившим, что развлекалась в городе. Я не рассказываю им о сотнях прочитанных книг, страницы придавлены солонкой и мельницей для перца, испачканы пастой и кьянти. Не очень-то здорово быть женщиной и редактором, образование не так уж много значит.
Никто никогда не посвящал меня в тонкости феминизма, поэтому меня восхищают другие женщины: привычка формулировать каждый ответ так, точно это потенциальный вопрос, каждый вопрос – точно это потенциальное оскорбление, а каждый выпад – точно это потенциальное оправдание. Люди не желают играть со мной, потому что знают: я стремлюсь победить любой ценой, а это против правил, и лишь когда я ловчу, это всех устраивает, и мне удается людей к себе располагать. Меня восхищают женщины, но лишь мужчинам я проигрываю по всем пунктам. Если бы у меня были какие-то принципы… Но у меня нет четких принципов, у меня есть только я, а знаю я только свои сиюминутные желания – маленькое черное платье и должность главного редактора. Я не боюсь добиваться своих целей. Меня повсюду цитируют: вот что означает быть женщиной, подозреваемой в убийстве. Мои высказывания и фотографии напоминают мне о том, что я – особенная. Для Эмили и Дейрдре это просто забава. Для ФБР это улики. Для папочки – извращенная форма, которую принимает моя аморальность. А для меня, возможно, – начало новой жизни.
В недрах университетской библиотеки в твои руки нечаянно попала исчезнувшая без следа рукопись первого романа Эрнеста Хемингуэя. Как ты поступишь? Если ты прилежная студентка — опубликуешь ее и всю жизнь посвятишь кропотливому анализу, прячась в тени литературного гения. Но ты, не настолько амбициозна — и ты присвоишь манускрипт, опубликовав его под своим именем, сожжешь оригинал, оставив на память последнюю страницу, и станешь величайшей писательницей современности, любимым персонажем снобистской критики и желтой прессы, воплощением сказочного успеха.
«Без сомнения нет веры. Без страха нет мужества». Книга открывает историю нового покорения пространства. Завоевание Космоса начинается внутри каждого из нас.
В психбольницу одного из городов попадает молодая пациентка, которая тут же заинтересовывает разочаровавшегося в жизни психиатра. Девушка пытается убедить его в том, что то, что она видела — настоящая правда, и даже приводит доказательства. Однако мужчина находится в сомнениях и пытается самостоятельно выяснить это. Но сможет ли он узнать, что же видела на самом деле его пациентка: галлюцинации или нечто, казалось бы, нереальное?
Книга Андрея Наугольного включает в себя прозу, стихи, эссе — как опубликованные при жизни автора, так и неизданные. Не претендуя на полноту охвата творческого наследия автора, книга, тем не менее, позволяет в полной мере оценить силу дарования поэта, прозаика, мыслителя, критика, нашего друга и собеседника — Андрея Наугольного. Книга издана при поддержке ВО Союза российских писателей. Благодарим за помощь А. Дудкина, Н. Писарчик, Г. Щекину. В книге использованы фото из архива Л. Новолодской.
Небольшая фантастическая повесь. Дневнеки, интервью, воспоминания людей, ставших свидетелями и участниками событий, произошедших в небольшом научном городке, после того, как некоторые жители стали обладателями экстрасенсорных способностей.
Сказки, легенды и рассказы по мотивам онлайн-игры. Вообще, друзья говорят, что стихи у меня получаются гораздо лучше. Но я всё-таки решилась собрать все мои сочинения в одну книгу и опубликовать.
В повести «На колесах» рассказывается об авторемонтниках, герой ее молодой директор автоцентра Никифоров, чей образ дал автору возможность показать современного руководителя.