Пастушка и дворянин - [5]

Шрифт
Интервал

Бедный землепашец,
Дома дети плачут.
Тошно тем, кто с детства
На поле батрачит.
От работы тяжкой
Умерла жена —
Ну а детям ласка
И еда нужна.
Бедный землепашец,
Нет у поля края!
Но идешь за плугом,
Песни напевая.
А король и герцог,
Принц, барон и граф
Веселятся в замках,
Весь твой хлеб забрав.

ПО ДОРОГЕ НА ЛУВЬЕР

Бедный каменщик каменьям
Ни числа не знал, ни счета —
Он выкладывал с уменьем
Ровный путь у поворота
  По дороге на Лувьер.
Ни колдобины, ни ямы
Не грозят теперь коляске…
Мимо каменщика дама
Проезжала, щуря глазки,
  По дороге на Лувьер.
И сказала, примечая
Бедняка у поворота:
— Ох и скверная какая
У тебя, дружок, работа
  По дороге на Лувьер.
Бедный каменщик ответил:
— Нет, работа дорога мне,
Чтоб на ужин были детям
Хлеб да каша, а не камни
  По дороге на Лувьер.
А вот ежели в карете
Проводил бы целый день я,
То тогда не стал бы эти
Перетаскивать каменья
  По дороге на Лувьер!

ЗОЛУШКА

Сижу в своем уголочке,
Никто не видит меня,
И с утра до темной ночки
Все вожусь я у огня.
Душно, тесно, как в неволе,
И темно средь бела дня…
Но здесь мой дом — не с того ли
Кличут Золушкой меня?
Бранится мачеха злая,
А сестрам работать лень —
Я повсюду успеваю,
Хлопочу я целый день.
На моих руках мозоли,
Я черна, как головня…
Но здесь мой дом — не с того ли
Кличут Золушкой меня?
На отдых нет ни минутки,
У мачехи грозный вид.
Без улыбки и без шутки
На меня родня глядит.
Мне привычно в этой роли —
Жить, печали не кляня…
Но здесь мой дом — не с того ли
Кличут Золушкой меня?

ЗА УСТРИЦАМИ

За устрицами, мама,
Я больше к морю не пойду,
За устрицами, мама,
Я к морю не пойду!
Начнут мальчишки, мама,
Ко мне цепляться, на беду,
Начнут мальчишки, мама,
Цепляться, на беду.
Мою корзинку, мама,
Они подхватят на ходу,
Мою корзинку, мама,
Подхватят на ходу.
За устрицами, мама,
Я больше к морю не пойду,
За устрицами, мама,
Я к морю не пойду!
Потом мальчишки, мама,
Начнут шептать мне ерунду,
Начнут мальчишки, мама,
Шептать мне ерунду.
За устрицами, мама,
Я больше к морю не пойду,
За устрицами, мама,
Я к морю не пойду!

ПОЙДЕМ СО МНОЙ, ПАСТУШКА…

— Пойдем со мной, пастушка,
Пойдем со мной скорей,
Здесь только дождь и ветер
Среди пустых полей!
— Холодный дождь и ветер
Мне, сударь, нипочем,
Коль есть шалаш и прялка
И стадо над ручьем.
— Пойдем со мной, пастушка,
Пойдем скорей со мной,
Тебя свезу я в замок
В карете золотой!
— И замок, и карета,
Мой сударь, ни при чем,
Коль есть шалаш и прялка
И стадо над ручьем.
— Пойдем со мной, пастушка,
Скорей со мной пойдем,
Ты будешь красоваться
В наряде золотом!
— Ах, сударь, птица в поле
Смеется и поет,
А в золоченой клетке
Молчит и слезы льет.

ПАСТУШКА И ДВОРЯНИН

— Скажи-ка мне, пастушка,
Чьи овцы у ворот?
— Я думаю, мой сударь,
Того, кто их пасет.
— А много ль их, пастушка,
Идет траву щипать?
— Чтоб дать ответ, мой сударь,
Их нужно сосчитать.
— А в озере, пастушка,
Какая глубина?
— Я думаю, мой сударь,
Не глубже, чем до дна.
— А рыба в нем, пастушка,
Вкусна она иль нет?
— Тому вкусна, мой сударь,
Кто ест ее в обед.
— А этот путь, пастушка,
Куда ведет-пылит?
— Мне кажется, мой сударь,
На месте он стоит.
— А если волк, пастушка,
Покажется сейчас?
— Ах, сударь, волк свирепый
Куда милее вас!

БЕЖИМ, ПАСТУШКА, С НАМИ…

Бежим, пастушка, с нами:
Дождик летит с небес.
Спрячем овец и сами
Спрячемся под навес!
Дождик закапал редкий,
Вспышки слепят глаза,
От ветра гнутся ветки —
Это идет гроза.
А вот раскаты грома
Грянули погодя.
Быстро дойдем до дома,
Спрячемся от дождя.
Времени не теряют
Матушка и сестра,
Ворота отворяют —
Овцам в загон пора!

МАРИАННА НА МЕЛЬНИЦЕ

Малышка Марианна
На мельницу пошла,
Однажды утром рано
На мельницу пошла.
На ослика Мартена
Взвалив мешок зерна,
На мельницу степенно
Отправилась она.
Приходит Марианна
И мельника зовет.
Сапожки из сафьяна
Снимает у ворот.
А с ослика Мартена
Снимая свой мешок,
Дает Мартену сена
Душистого клочок.
Хохочет Марианна,
А мельник — ей в ответ!
Пропала Марианна —
Все нет ее и нет.
Забыла про Мартена —
Тому и свет не мил,
И он забыл про сено,
Вздохнул и загрустил.
Глупышка Марианна,
Беги скорей домой:
Волчище, Марианна,
Крадется за стеной!
Волчище был отменный
И слопал в два прыжка
И ослика Мартена,
И оба сапожка!

ЛА ВЕРДИ, ЛА ВЕРДОН

Вот был бы у меня дублон —
Барашек был бы и загон.
Ла Верди, Ла Вердон,
А ну-ка — прыгни выше, чем он!
Барашек был бы и загон,
Гулять бы он ходил на склон.
Ла Верди, Ла Вердон,
А ну-ка — прыгни выше, чем он!
Гулять бы он ходил на склон,
И шерсть была бы, и мутон.
Ла Верди, Ла Вердон,
А ну-ка — прыгни выше, чем он!
И шерсть была бы, и мутон,
Да жаль — воришек миллион.
Ла Верди, Ла Вердон,
А ну-ка — прыгни выше, чем он!
Да жаль — воришек миллион:
Всё унесут — такой урон!
Ла Верди, Ла Вердон,
А ну-ка — прыгни выше, чем он!
Всё унесут — такой урон!
Я побегу вдогон в Лион.
Ла Верди, Ла Вердон,
А ну-ка — прыгни выше, чем он!
Я побегу вдогон в Лион,
Приду к воришкам на поклон.
Ла Верди, Ла Вердон,
А ну-ка — прыгни выше, чем он!
Приду к воришкам на поклон:
— Отдайте шерсть мне и мутон!
Ла Верди, Ла Вердон,
А ну-ка — прыгни выше, чем он!
— Отдайте шерсть мне и мутон —
Свяжу чепец моей Сюзон!
Ла Верди, Ла Вердон,
А ну-ка — прыгни выше, чем он!
Свяжу чепец моей Сюзон
И юбку, белую, как лен,
Ла Верди, Ла Вердон,
А ну-ка — прыгни выше, чем он!
И юбку, белую, как лен, —
Пусть будет каждый восхищен!

Еще от автора Фольклор
Полное собрание баллад о Робин Гуде

Сорок баллад о Робин Гуде в классических и новых переводах с иллюстрациями Максима Кантора.В формате pdf A4 сохранен издательский дизайн.


Армянские легенды

Армянские легенды восходят к древнейшим мифам человечества. Свое происхождение армяне возводят к одному из внуков Ноя, а древнегреческие историки подтверждают, что фессалийский воин Арменос был участником похода аргонавтов. Так, от простого к сложному, от мифа к сказке и снова к мифу формируется эта книга армянских легенд. Древнейшие библейские, античные и христианские мифы легли в основу целого пласта легенд и сказаний, которые предстанут перед читателем в этой удивительной книге. В ней связаны воедино историко-познавательные и поэтико-фантастические данные.


Армянские притчи

Притчей принято называть некий специфический короткий назидательный рассказ, который в иносказательной форме, заключает в себе нравственное поучение. Как жанр притча восходит к библейским временам, она стала древнейшим учебником человеческой морали и одновременно морально нравственным «решебником» общечеловеческих проблем. Книга армянских притч вобрала в себя сконцентрированную мудрость народа, которая свет специфического мировоззрения горцев пропустила сквозь призму христианства. Такова притча о «Царе, племяннике и наибе», оканчивающаяся вполне библейской моралью.


Непечатный фольклор

Представленные в этой книге стихи, считалки, дразнилки, поддевки, подколы, скороговорки, пословицы и частушки хорошо знакомы очень многим жителям России. Хотя их не печатали в книгах и журналах, они присутствовали, жили в самом языке, будучи важными элементом отечественной культуры. Непечатный фольклор, так же как и печатный, помогает в общении, в обучении, в выражении мыслей и эмоций. В зависимости от ситуации, люди используют то печатный, то непечатный фольклор, то одновременно элементы обоих. Непечатный фольклор, как и печатный, живет своей жизнью – меняется, развивается: что-то уходит из языка, а что-то наоборот в него приходит.


Армянские басни

Выдающийся советский историк и кавказовед Иосиф Абгарович Орбели (1887-1968) писал: Невозможно правильно воспринять оптимизм и вечное стремление к самоутверждению, присущее армянскому народу, не зная истоков этого мировоззрения, которое сопровождало армян во все времена их истории, помогало бороться против превратностей судьбы, упорно ковать свое счастье. Поэтому книга армянские басни станет настольной у каждого, желающего прикоснуться, приобщиться к истокам армянской национальной культуры. Армянские басни очаровали И.


Армянские предания

Часть преданий, помещенных в этой электронной книге, связана с историей христианства в Армении – первой стране, принявшей эту религию как государственную. Это предание неразрывно связано с именем и деяниями вполне исторического лица, царя Тиридата (Трдат III Великий), который из фанатически преданного язычеству деспота, поддавшись воздействию примера кротости, незлобивости и слову святого Григория и святых дев Рипсиме и Гаянэ, стал истинным христианином и законодательно ввел в стране христианство (в 301 г.


Рекомендуем почитать
В дороге

Джек Керуак дал голос целому поколению в литературе, за свою короткую жизнь успел написать около 20 книг прозы и поэзии и стать самым известным и противоречивым автором своего времени. Одни клеймили его как ниспровергателя устоев, другие считали классиком современной культуры, но по его книгам учились писать все битники и хипстеры – писать не что знаешь, а что видишь, свято веря, что мир сам раскроет свою природу. Именно роман «В дороге» принес Керуаку всемирную славу и стал классикой американской литературы.


Немного солнца в холодной воде

Один из лучших психологических романов Франсуазы Саган. Его основные темы – любовь, самопожертвование, эгоизм – характерны для творчества писательницы в целом.Героиня романа Натали жертвует всем ради любви, но способен ли ее избранник оценить этот порыв?.. Ведь влюбленные живут по своим законам. И подчас совершают ошибки, зная, что за них придется платить. Противостоять любви никто не может, а если и пытается, то обрекает себя на тяжкие муки.


Ищу человека

Сергей Довлатов — один из самых популярных и читаемых русских писателей конца XX — начала XXI века. Его повести, рассказы, записные книжки переведены на множество языков, экранизированы, изучаются в школе и вузах. Удивительно смешная и одновременно пронзительно-печальная проза Довлатова давно стала классикой и роднит писателя с такими мастерами трагикомической прозы, как А. Чехов, Тэффи, А. Аверченко, М. Зощенко. Настоящее издание включает в себя ранние и поздние произведения, рассказы разных лет, сентиментальный детектив и тексты из задуманных, но так и не осуществленных книг.


Исповедь маски

Роман знаменитого японского писателя Юкио Мисимы (1925–1970) «Исповедь маски», прославивший двадцатичетырехлетнего автора и принесший ему мировую известность, во многом автобиографичен. Ключевая тема этого знаменитого произведения – тема смерти, в которой герой повествования видит «подлинную цель жизни». Мисима скрупулезно исследует собственное душевное устройство, добираясь до самой сути своего «я»… Перевод с японского Г. Чхартишвили (Б. Акунина).