Пастушка и дворянин - [2]

Собственно, те же проблемы стоят и перед переводчиком городского фольклора; правда, нередко в этой работе акцент переносится с лирики на иронию, но «двери смеха открыты для всех и каждому». Эти слова принадлежат известному ученому М. М. Бахтину.[3] Бахтин говорил о том, что «зона смеха» в народной культуре Средневековья — это «зона контакта», которая в тогдашнем жестко регламентированном обществе была столь необходима прежде всего его низам. Этот «необозримый мир смеховых форм и проявлений, — писал он, — противостоял официальной и серьезной (по своему тону) культуре церковного и феодального средневековья».[4]

Французское слово «фаблио» напрямую связано со словом «фабль» — басня; фаблио — это побасенка, маленькая, смешная и одновременно назидательная история. В центре фаблио — комическое и поучительное событие из жизни самых рядовых и заурядных людей, иногда окраска такого события приобретает сатирический оттенок. Фаблио — это обязательно рассказ в стихах, восьмисложный стих которого иногда называют «прозой старофранцузского». Фаблио были предназначены прежде всего для рассказа: на ярмарках, во время народных гуляний — для широкой аудитории; в тавернах, на постоялых дворах или у домашнего очага — для избранного круга слушателей. Расцвет фаблио приходится на полтора века — с конца двенадцатого до начала четырнадцатого, когда произошел переход от стихов к прозе и место анонимного, по сути своей фольклорного, фаблио заняла авторская новелла позднего Средневековья.

В это время роль фаблио перешла к фарсам, которые на протяжении четырнадцатого и пятнадцатого веков были, возможно, самым ярким явлением низовой поэтической культуры. Именно с фарсов начался французский комический театр, подхвативший традиции народного карнавала и бытовой комедии. Фарсы как театр были более «продвинуты» в народ, чем фаблио, по крайней мере этим обстоятельством можно объяснить их большую распространенность и уже многовековое существование на подмостках. «Тексты фарсов, как правило, анонимны. В исполнении актеров, игравших фарсы, был очень силен импровизационный момент. Тексты бесконечно варьировались и от спектакля к спектаклю, и — еще более — переходя от труппы к труппе. Все это, вместе взятое, позволяет утверждать, что фарс занимает промежуточное положение — на грани между фольклором и литературой».[5]

И фаблио, и фарсы бытовали рядом с более высокими жанрами: фаблио — как противовес куртуазным лэ, средневековым рассказам и романам о высокой рыцарской любви; фарсы же были своеобразной изнанкой моралите и мистерий, которые строились на аллегорических или религиозных сюжетах. Главным в фаблио и фарсах был повседневный быт в его смешных и пародийных аспектах. Пародия — в Средние века это происходило так же, как происходит и сегодня, — всегда была движущей силой в создании новых жанров; с пародирования, с маргинальных, то есть окраинных, литературных жанров нередко начинается существование значительных явлений в культуре.

Фаблио и фарсы пародировали куртуазную и клерикальную литературу. Место высокой и трепетной страсти занимал низкий адюльтер, но строился он по законам, уже отработанным куртуазной любовью; религиозность и церковная обрядность высмеивалась в многочисленных образах монахов или попов, блудливых, плутоватых и трусливых. В отличие от высоких жанров литературы, героями которых становились представители высшей знати, дворянства и духовенства, герои фаблио и фарсов — рядовые люди, а то и представители «дна» — нищие, воры, гулящие девицы.

Анонимные поэты, находящиеся в гуще жизни, чутко улавливали веяния времени, рассказывая и показывая слушателям и зрителям то, что было им близко, что было самой непосредственной реальностью. В этой реальности пылкая страсть нередко превращалась в заурядную интрижку, а глупость и хитрость, плутовство и равнодушие становились не просто театральными масками, а теми качествами, которые высмеивались и тем самым осуждались.

Рядом и параллельно с фарсами бытовал еще один вид «малой» драматургии — французские соти, в которых отражалась и подвергалась сатирической издевке прежде всего социальная и политическая действительность. Фарсы же целиком погружены в повседневность; в театре они иногда начинались прямо в зале, среди зрителей, — этим стиралась грань между сценой и зрительным залом. Реальная жизнь и театральное действие сливались воедино. Слушатели фаблио и зрители фарсов могли сказать одновременно и про себя, и про своих любимых героев: «Мы все такие!»

Возникновению фаблио, а затем и фарсов предшествовало время, когда в европейской цивилизации произошел всплеск или даже взрыв новых чувственных отношений между мужчиной и женщиной, когда стали распространяться — и одновременно изменяться — такие фундаментальные представления христианства, как церковный брак, супружеская верность и моральная их оценка.

Следствием куртуазного культа Дамы — реального и литературного — стал пересмотр в обществе всего комплекса отношений между мужчиной и женщиной. В аристократических и зажиточных кругах становилось важным признание духовности в этих отношениях. Низовая культура, в которой эротические мотивы всегда занимают существенное место, по-своему отреагировала на куртуазную любовь, перенеся ее завоевания из области запретов и серьезного чувства в откровенный показ и насмешливое обыгрывание всего «заповедного».