Past discontinuous. Фрагменты реставрации - [66]
В «Моей жизни» Грабарь рассказывает, как в разгар кампании по национализации церковной собственности, посреди разгромов и погромов, когда большевики не знали, что делать с потоком реквизированного имущества, он предложил правительству организовать музей, который послужил бы организации разбазариваемых в разрушительном энтузиазме церковных ценностей:
Декрет об изъятии церковных имуществ не оговорил права Музейного отдела отбирать во время изъятия ценности исключительно музейного значения для пополнения музеев. Была опасность, что при спешке с изъятием могут случайно попасть в лом произведения из золота и серебра мирового значения. Я решил идти тотчас же к А. В. Луначарскому… Я сказал, что даже до вечера опасно отсрочивать дело, из-за которого я его потревожил, и в двух словах рассказал о своих опасениях. ‹…› Через четверть часа я уже был принят Михаилом Ивановичем (Калининым). ‹…› Я объяснил, что есть небольшие, с виду ничего из себя не представляющие серебряные вещи, которые дают на рубль лома, тогда как их антикварная рыночная ценность – сто рублей и больше. Есть и такие, что десять тысяч потянут. ‹…› Тут же было написано дополнительное разъяснение к декрету, запрещавшее производить изъятие церковных ценностей в отсутствии представителя Главмузея[290].
Кампания по изъятию церковных ценностей велась для сбора средств в помощь голодающим, но бóльшая часть вырученных средств ушла на обеспечение самой кампании, в том числе на подавление сопротивления верующих[291]. Зато значительно выиграла охрана памятников. В результате переговоров с Калининым
музеи в течение 1922–1923 годов обогатились предметами прикладного декоративного искусства так, как не обогащались в течение десятилетий до революции[292].
Получив от Наркомпроса мандат на организацию музеев, Грабарь начал в том самом модернистском ключе с расчистки доставшейся ему от предшественников территории. В его многочисленных статьях и письмах 1920-х годов постоянно повторяются высказывания о том, чего не было «прежде» и что появилось «теперь» благодаря революции. Например:
…до сих пор русские музеи влачили жалкое существование: ни власть, ни общественные круги не уделяли им достаточного внимания[293].
До недавнего времени работа историков древнерусской живописи велась в значительной степени вслепую ‹…› строить на этом зыбком материале какие-либо научно обоснованные выводы невозможно… Государству и обществу до всего этого не было ровно никакого дела[294].
«Реставратор доброго старого времени» был «мало искушен в науках» и «подобно тому как в медицине в старину было больше шарлатанов, нежели подлинных врачей, знающих и искусных, так же точно и в «художественной медицине» до недавнего времени царило глубокое невежество и своего рода знахарство, калечившее художественные произведения не меньше, чем знахари в медицине калечили людей. Но этого мало: произведения искусства искажались, и, в угоду жизни и моде, их приспособляли к новым вкусам, совершенно не считаясь с замыслами автора[295].
Все это, конечно, мало соответствует истине и свидетельствует скорее о методах расчистки профессионального и идеологического пространства под новые структуры, а также о том, насколько далек был Грабарь от реального состояния музейного дела в Российской империи. После закончившейся скандалом попытки научно реорганизовать Третьяковскую галерею и ухода с поста ее директора он объявил музейное дело в России не существовавшим вообще, пока он не пришел в Музейный отдел Наркомпроса и не начал организацию, опять, как и в Третьяковке, «на научной основе», и теперь уже из чужой собственности, реквизированной, анонимизированной и приспособленной для целей просвещения пролетариата. Сергей Жебелев в популярном «Введении в археологию» (1923) дипломатично объяснял это различием между научным подходом в академической археологии и «художественным», унаследованным новыми музейными деятелями в лице Грабаря из эпохи «Мира искусства» и модернистской версии средневекового русского искусства, основанной на декадентских вкусах, а не на анализе документа, стиля и критике источников. «История русского искусства» под редакцией Грабаря, пишет Жебелев, «стала пользоваться большим сочувствием». Издание «прекрасно напечатано и снабжено обильными, отлично выполненными и умело подобранными иллюстрациями. В научном отношении ‹…› имеет лишь относительную ценность…»[296] Из «Введения в археологию» становится очевидно, что система дисциплин, практик, законодательства и институтов по охране и изучению исторических памятников в Российской империи до появления на сцене Грабаря находилась на уровне самых высоких профессиональных мировых стандартов – не случайно «расчистка» этого профессионального поля под революционные научные принципы Музейного отдела протекала в атмосфере серьезных конфликтов между институтами и отдельными лицами и продолжалась целое десятилетие, пока в дело не вмешалось ОГПУ с «академическим делом»[297]. Вместе с арестами археологов, реставраторов и краеведов началась эпоха закрытий, взрывов, распродаж, запрета на реставрационные работы и цензуры экспозиций с точки зрения соответствия классовой теории
«Я не буду утверждать, что роман является как никогда актуальным, но, черт побери, он гораздо более актуальный, чем нам могло бы хотеться». Дориан Лински, журналист, писатель Из этой книги вы узнаете, как был создан самый знаменитый и во многом пророческий роман Джорджа Оруэлла «1984». Автор тщательно анализирует не только историю рождения этой знаковой антиутопии, рассказывая нам о самом Оруэлле, его жизни и контексте времени, когда был написан роман. Но и также объясняет, что было после выхода книги, как менялось к ней отношение и как она в итоге заняла важное место в массовой культуре.
В монографии впервые представлено всеобъемлющее обозрение жизни чеченцев во второй половине XIX столетия, во всех ее проявлениях. Становление мирной жизни чеченцев после завершения кровопролитной Кавказской войны актуально в настоящее время как никогда ранее. В книге показан внутренний мир чеченского народа: от домашнего уклада и спорта до высших проявлений духовного развития нации. Представлен взгляд чеченцев на внешний мир, отношения с соседними народами, властью, государствами (Имаматом Шамиля, Российской Империей, Османской Портой). Исследование основано на широком круге источников и научных материалов, которые насчитывают более 1500 единиц. Книга предназначена для широкого круга читателей.
В конце XIX века европейское искусство обратило свой взгляд на восток и стало активно интересоваться эстетикой японской гравюры. Одним из первых, кто стал коллекционировать гравюры укиё-э в России, стал Сергей Китаев, военный моряк и художник-любитель. Ему удалось собрать крупнейшую в стране – а одно время считалось, что и в Европе – коллекцию японского искусства. Через несколько лет после Октябрьской революции 1917 года коллекция попала в Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина и никогда полностью не исследовалась и не выставлялась.
В своей книге, ставшей частью канонического списка литературы по постколониальной теории, Дипеш Чакрабарти отрицает саму возможность любого канона. Он предлагает критику европоцентризма с позиций, которые многим покажутся европоцентричными. Чакрабарти подчеркивает, что разговор как об освобождении от господства капитала, так и о борьбе за расовое и тендерное равноправие, возможен только с позиций историцизма. Такой взгляд на историю – наследие Просвещения, и от него нельзя отказаться, не отбросив самой идеи социального прогресса.
В настоящей монографии представлен ряд очерков, связанных общей идеей культурной диффузии ранних форм земледелия и животноводства, социальной организации и идеологии. Книга основана на обширных этнографических, археологических, фольклорных и лингвистических материалах. Используются также данные молекулярной генетики и палеоантропологии. Теоретическая позиция автора и способы его рассуждений весьма оригинальны, а изложение отличается живостью, прямотой и доходчивостью. Книга будет интересна как специалистам – антропологам, этнологам, историкам, фольклористам и лингвистам, так и широкому кругу читателей, интересующихся древнейшим прошлым человечества и культурой бесписьменных, безгосударственных обществ.
В 1831 году состоялась первая публикация статьи Н. В. Гоголя «Несколько мыслей о преподавании детям географии». Поднятая в ней тема много значила для автора «Мертвых душ» – известно, что он задумывал написать целую книгу о географии России. Подробные географические описания, выдержанные в духе научных трудов первой половины XIX века, встречаются и в художественных произведениях Гоголя. Именно на годы жизни писателя пришлось зарождение географии как науки, причем она подпитывалась идеями немецкого романтизма, а ее методология строилась по образцам художественного пейзажа.