Past discontinuous. Фрагменты реставрации - [53]
Этот процесс все возрастающей имперской универсализации значения параллельно с его размыванием по мере роста массового демократического национализма Роберт Музиль проанализировал в поразительной по прозорливости и проницательности истории «Человека без свойств». Как и всякая империя, Какания – это образование составное, состоящее из разноприродных, не совместимых между собой явлений, и само по себе явление химерическое, призрачное (как выразился Виолле в отношении продукта своей реставрации). «Исторические воления» империи выражают себя в коммеморативном проекте – подготовке к празднованию в 1918 году годовщины вступления на престол престарелого императора Франца-Иосифа. Эта акция должна продемонстрировать миру превосходство Габсбургской монархии над монархией прусской, которая в том же роковом для обеих империй 1918 году намеревалась праздновать годовщину вступления на престол своего более молодого императора. Пока что все это остается в будущем, как и роковой год 1914-й. Одновременно с имперской повесткой в обществе вызревает встречная идея параллельной акции для увековечения национального австрийского духа; она мыслится как нечто оппонирующее официальной акции, но и дополняющее дух империи этническими красками. По мере того, как воля к коммеморации захватывает все более широкий круг персонажей, идеи того, что именно подлежит мемориализации, становятся все более размытыми, «нечеткими, как очертания предметов в прачечной ‹…› ни об одной из этих идей нельзя было поговорить так, чтобы нечаянно не сбиться уже на следующую»[215].
Эта «неточность» связана с формированием патримониальной чувствительности и с работой воображения из области «исторического воления» в виде
огромной поверхности, состоящей из впечатлений, выражений, жестов, манер и переживаний ‹…› где все стремится к поверхности и там взаимосвязывается, а внутри царят сумятица, хаос и неразбериха ‹…› Это думает жизнь вокруг человека и, танцуя, рождает для него связи, которые он лишь с трудом и далеко не так калейдоскопично сочленяет.
Такому «производству жизни» (то есть сочленению идей и чувств по принципу химеры) соответствуют и «повышенный оборот мыслей и впечатлений», и «уклонение от их кропотливой интеллектуальной переработки» – «волнующее зрелище огромного производства впечатлений, которые свободно соединяются и разъединяются…»[216] Точно так же «калейдоскопично сочленена» и мировая история, где иллюзия закона или логики возникает исключительно как результат ослышки, ошибочно расслышанной и неправильно переданной реплики при передаче приказа в строю.
В результате «блажен тот, кто может сказать „когда“, „прежде чем“ и „после того как“». Время «параллельной акции» – это время анахронии, в которой полностью отменилось всякое представление о времени, и не только представление исторического позитивизма о времени как цепочках причин и следствий, но и элементарная хронология, в которой что-то происходит «до», «после» или «во время» чего-то еще. Частная жизнь еще держится за «примитивную эпичность», за линейное повествование в духе «потому что» и «чтобы» – но вообще единая «нить времени» утрачена,
в жизни общественной все уже лишилось повествовательности и уже не следует никакой «нити», а расходится вширь бесконечными сплетениями[217].
Эти текстильные метафоры как будто позаимствованы Музилем у Ригля – специалиста по орнаменту, в свое время хранителя в отделе тканей Венского музея прикладного искусства. Пустота истории, которая превращается в культовую религию и в режим «ценности древности», соответствует «неточности» в смысле и содержании культовых вещей – объектов поклонения, размытых, как будто являющихся сквозь пар неопределенности, нечетких не только в эстетических или исторических, но и в политических формах. Какания – химерическая, призрачная империя, составленная из несочетаемых компонентов, –
была в своей конституции либеральна, но управлялась клерикально. Она управлялась клерикально, но жила в свободомыслии. Перед законом все граждане были равны, но гражданами были не все[218].
В результате она рухнула под грузом этой химеричности, от внутренней несовместимости с самой собой.
Какания «погибла от своей невыразимости» (с. 509), от того, что ее историческое чувство, подобно чувству вины у фрейдовского невротика, растекаясь по поверхности явлений и расходясь во все стороны бесконечными сплетениями хаотических повествований, оказалось не способно выполнить главную и в сущности единственную задачу культурно-исторического наследия – увековечение прошлого ради продолжения настоящего в бесконечном будущем. Действие романа Музиля происходит в 1913 году, а празднование юбилея планируется на 1918 год. «Историческое воление» в составе риглевского «современного культа памятника», каким этот культ предстает
