Past discontinuous. Фрагменты реставрации - [122]

. Таких легенд с Барановским связано множество, при том что и его собственная личность, окутанная плотными пеленами мифологии и автомифологии, – что не составляет исключения среди биографий людей его поколения и его интересов – остается загадкой, своего рода «ничейной вещью», res nullius. Его личность тоже стала общественным достоянием, наподобие «найденного объекта», в который разные интересанты – будь то русские националисты или художники-модернисты, продолжатели традиций Серебряного века, верующие православные или неверующие интеллигенты, любители старины, профессиональные историки искусства или студенты-энтузиасты и любители-реставраторы – все вольны вкладывать оценки и смыслы, обогащать его биографию до состояния «жития», его деятельность – до уровня «деяний».

Если бы такого рода события не имели места, их следовало бы выдумать. Эти истории свидетельствуют не только об опасных политических играх реального или воображаемого сопротивления ради «спасения» и «сохранения», как в случае с надгробием Рублева, но и о желании несмотря ни на что играть в не менее рискованные модернистские игры с исторической реальностью. Подобную игру, хотя и в совсем иной обстановке массового народного движения памяти, но из тех же соображений сохранения и спасения, в какой-то мере представлял собой и проект «научного воссоздания» Екатерининского дворца, который в наше время упрекают за то, что ради иллюзии возвращенной целостности пожертвовали значительными объемами оригинальных материалов, или послевоенная реставрация церквей в Новгороде и Пскове, где от некоторых сооружений, на взгляд непрофессионала, после войны оставалось не больше чем горсть праха. Иными словами, взяв за основу объект «собственности без собственника», реставратор-модернист реставрирует его, воздвигая на его месте модель, построенную из исторических свидетельств, формальных аналогий, имеющихся обмеров и умозрительных спекуляций относительно «первоначального состояния» или «вида». Собственность без собственника «обогащается» желаниями и ценностями своего потребителя и превращается из вещи – в образ, в «оптимальный облик» (Ополовников), который воплощается в материале, создавая новый исторический объект, синтезированный из эфемерностей сегодняшнего дня.

О принципе реальности: от эпохи текучести – к времени недвижимости

Георг Васильевич Мясников (1926–1996)[603] принадлежал когорте комсомольских вожаков поколения Великой Отечественной войны, после смерти Сталина оказавшихся вытесненными из центральных аппаратов, в результате чего он провел жизнь в Пензе, где в качестве секретаря обкома отвечал за идеологию и культуру, то есть, как он подчеркивал, не за «досуг», но за «воспитание» в горячо любимом им крае. С приходом к власти Горбачева в воздухе запахло серьезными аппаратными реформами, и Мясников понял, что пришло время выходить на пенсию. К счастью, тогда же в Москве начальство и Центральное телевидение обратили внимание на его многолетнюю и чрезвычайно плодотворную деятельность на почве истории, культуры и краеведения во вверенной ему области. И действительно, его дневник[604] едва ли не на каждой странице содержит описания его встреч в качестве секретаря обкома с творческой интеллигенцией и молодежью, собраний по городскому и сельскому благоустройству, открытий новых монументов и памятных досок, музеев и музеев-усадеб знаменитых русских и советских писателей, которых было много на пензенской земле. Между этими записями – бесконечные поездки на места и в Москву по депутатским и партийным делам, описания нищеты, пьянства, драк и заброшенности людей и земли в области; попытки вселить энтузиазм в население и редкие всплески ответной общественной мобилизации; неприятности по работе, отдых в кругу семьи на дачном участке и бесконечные раздумья о прошлом и о том, как в стране получилось то, что получилось. Назначение на работу в Москву заместителем председателя Советского фонда культуры в 1986 году развязало сразу два тяжелых узла: мыслей о пенсии и мыслей о провале партийного руководства страной, а также о собственной в связи с этим вине как идеологического работника. От горбачевского обновления он не ожидает ничего, кроме расправы и позора; поэтому выхлопотанный в Москве пост заместителя академика Лихачева в Советском фонде культуры в конце долгого года мучительных ожиданий является как чудесное избавление.

Советский фонд культуры был первым в числе многих организаций такого рода, поощрявшихся и лично поддерживавшихся Горбачевым, но исчезнувших вместе со своими активами вскоре после падения СССР. Фонды основывались на новой форме собственности, в которой государственные (партийные) средства должны были сочетаться с пожертвованиями общественных организаций, граждан и благотворителей; тем самым обеспечивалась и новая форма сотрудничества между государством и обществом. Основными задачами фонда были: культурная дипломатия и пропаганда советской культуры за рубежом и возвращение ценностей русской культуры на родину[605]. Этим последним и должен был заниматься, наряду со всей административной работой, зампредседателя Мясников. Он таким образом являл собой принцип реальности в этом довольно утопическом проекте использования культуры для спасения тонущего корабля. В идеальном мире исключительно возвышенных духовных ценностей он был экономом, или