Past discontinuous. Фрагменты реставрации - [121]

Шрифт
Интервал

Примером такого экспериментального использования «ничейного» исторического объекта является реставрация архитектором Петром Барановским собора Пятницкого монастыря в Чернигове, датировка которого была предметом споров археологов. В результате бомбардировки в 1941 году собор был сильно разрушен, благодаря чему в теле руины вскрылась кладка, которую Барановский счел оригинальной и на основе которой, пользуясь методом аналогии, то есть копируя другие известные сооружения, датированные тем же временем, что и разрушенный собор, он восстановил здание «полностью» и «в первоначальном облике». В результате вместо южнорусской барочной церкви, простоявшей в более или менее неизменном виде с XVII века и еще до войны имевшей прихожан, на этом месте образовалось никем никогда не виденное кирпичное здание домонгольской архитектуры, возможно не без антизападного («балканского») подтекста, и датированное на основании невероятно широкого, хотя и чрезвычайно занимательно изложенного исторического экскурса[596].

Студенты-романтики и энтузиасты-краеведы начала 1960-х годов, активисты клуба «Родина», предшественника ВООПИиК, тоже обнаружили «русскую старину» как счастливую находку, оказавшись на экскурсии в Переславле-Залесском, Ростове Великом и Угличе. Там их ждал сюрприз: «Ребята открыли для себя ошеломляюще прекрасный мир древнерусского искусства и еще в дороге решили организовать в своем вузе фотовыставку, рассказывающую об этом путешествии, и провести вечер, посвященный русской старине». (Курсив мой. – И. С.)[597]

Петр Барановский всю жизнь самоотверженно боролся за сохранение православной старины, в том числе эмблематических сооружений древней архитектуры – таких как храм Василия Блаженного или Казанский собор на Красной площади. Он сопротивлялся при всех поколениях советских иконоборцев – и при большевиках, и при Сталине, в том числе сидя в лагере, и при Хрущеве – гонителе церкви, и при Брежневе – покровителе модернистов в вопросах городской среды. В 1960-е годы Барановский становится духовным вдохновителем романтической, но невежественной, скажем прямо, молодежи, носителем обогащающих и облагораживающих знаний и умений. Он привлекает энтузиастов-любителей в качестве даровой рабочей силы для расчистки своих объектов. Он воспитывает из некоторых – профессиональных мастеров-реставраторов; из некоторых – русских националистов разной степени радикальности, объединяя и тех и других страстной проповедью охраны прозябающего в государственном небрежении и стремительно разрушающегося национального прошлого.

Подвижнический труд Барановского на ниве просвещения – пример того, что вслед за Болтански и Эскерром можно назвать обогащением руин привлекательными для ищущей духовности интеллигенции и приемлемыми для начальства историями. Свидетель и жертва реальной истории, он с тем большей страстью отдавался облагораживанию прошлого эфемерными образами эстетизированной в духе Серебряного века русской православной старины. Все это не могло не «обогащать» и не могло не «облагораживать», направляя молодую активистскую энергию в патримониальное русло[598].

Выдающийся архитектор-реставратор, сподвижник Грабаря в Наркомпросе, организатор десятков музеев в 1920-е годы, автор десятков реставрационных проектов в разных концах Союза, узник ГУЛАГа по «делу реставраторов», активист и теоретик послевоенной реконструкции, а затем и вдохновитель движения реставраторов середины 60-х[599], Барановский превратился в культовую фигуру в пантеоне героев-подвижников русской духовности. Свидетель «жития Барановского», его биограф Ю. А. Бычков приводит эпизод: Барановский ведет экскурсию, показывает результаты восстановления исторического здания.

Кто-то из экскурсантов, человек явно не знакомый с биографией Барановского, перебивая ‹…› спрашивает Петра Дмитриевича: «А вы видели монастырь неразрушенным?» Барановский на несколько секунд замолкает, снимает очки, протирает запотевшие на морозе стекла и с вызовом отвечает: «Еще увидим!»[600]

Эпизод сенсационной реставрации в Чернигове не единственный в его биографии, когда захватывающий рассказ о счастливой находке сопровождался сообщением о полной утрате оригинала. Знаменита еще одна история, связанная с его именем – открытие Барановским в 1947 году на территории Андроникова монастыря в Москве фрагмента могильного камня, в котором он идентифицировал надгробие уже признанного к тому времени национальным гением Андрея Рублева[601]. Согласно легенде, благодаря этой находке «обогащенный» тщательно аргументированным экспертным мнением монастырь – на тот момент самое древнее историческое сооружение в Москве – в преддверии празднования 800-летия основания города удалось спасти от уже запланированного сноса. Подобным же образом было «обогащено» и любимое детище Барановского, церковь и музей в Коломенском, но в этом случае «обогатить» его ценность удалось с помощью писем композитора Берлиоза, в которых он выражал восхищение Коломенским и которые были опубликованы женой Барановского в переводе с утерянного французского оригинала[602]


Рекомендуем почитать
Мир чеченцев. XIX век

В монографии впервые представлено всеобъемлющее обозрение жизни чеченцев во второй половине XIX столетия, во всех ее проявлениях. Становление мирной жизни чеченцев после завершения кровопролитной Кавказской войны актуально в настоящее время как никогда ранее. В книге показан внутренний мир чеченского народа: от домашнего уклада и спорта до высших проявлений духовного развития нации. Представлен взгляд чеченцев на внешний мир, отношения с соседними народами, властью, государствами (Имаматом Шамиля, Российской Империей, Османской Портой). Исследование основано на широком круге источников и научных материалов, которые насчитывают более 1500 единиц. Книга предназначена для широкого круга читателей.


В пучине бренного мира. Японское искусство и его коллекционер Сергей Китаев

В конце XIX века европейское искусство обратило свой взгляд на восток и стало активно интересоваться эстетикой японской гравюры. Одним из первых, кто стал коллекционировать гравюры укиё-э в России, стал Сергей Китаев, военный моряк и художник-любитель. Ему удалось собрать крупнейшую в стране – а одно время считалось, что и в Европе – коллекцию японского искусства. Через несколько лет после Октябрьской революции 1917 года коллекция попала в Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина и никогда полностью не исследовалась и не выставлялась.


Провинциализируя Европу

В своей книге, ставшей частью канонического списка литературы по постколониальной теории, Дипеш Чакрабарти отрицает саму возможность любого канона. Он предлагает критику европоцентризма с позиций, которые многим покажутся европоцентричными. Чакрабарти подчеркивает, что разговор как об освобождении от господства капитала, так и о борьбе за расовое и тендерное равноправие, возможен только с позиций историцизма. Такой взгляд на историю – наследие Просвещения, и от него нельзя отказаться, не отбросив самой идеи социального прогресса.


Тысячеликая мать. Этюды о матрилинейности и женских образах в мифологии

В настоящей монографии представлен ряд очерков, связанных общей идеей культурной диффузии ранних форм земледелия и животноводства, социальной организации и идеологии. Книга основана на обширных этнографических, археологических, фольклорных и лингвистических материалах. Используются также данные молекулярной генетики и палеоантропологии. Теоретическая позиция автора и способы его рассуждений весьма оригинальны, а изложение отличается живостью, прямотой и доходчивостью. Книга будет интересна как специалистам – антропологам, этнологам, историкам, фольклористам и лингвистам, так и широкому кругу читателей, интересующихся древнейшим прошлым человечества и культурой бесписьменных, безгосударственных обществ.


Гоголь и географическое воображение романтизма

В 1831 году состоялась первая публикация статьи Н. В. Гоголя «Несколько мыслей о преподавании детям географии». Поднятая в ней тема много значила для автора «Мертвых душ» – известно, что он задумывал написать целую книгу о географии России. Подробные географические описания, выдержанные в духе научных трудов первой половины XIX века, встречаются и в художественных произведениях Гоголя. Именно на годы жизни писателя пришлось зарождение географии как науки, причем она подпитывалась идеями немецкого романтизма, а ее методология строилась по образцам художественного пейзажа.


Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают

«Лишний человек», «луч света в темном царстве», «среда заела», «декабристы разбудили Герцена»… Унылые литературные штампы. Многие из нас оставили знакомство с русской классикой в школьных годах – натянутое, неприятное и прохладное знакомство. Взрослые возвращаются к произведениям школьной программы лишь через много лет. И удивляются, и радуются, и влюбляются в то, что когда-то казалось невыносимой, неимоверной ерундой.Перед вами – история человека, который намного счастливее нас. Американка Элиф Батуман не ходила в русскую школу – она сама взялась за нашу классику и постепенно поняла, что обрела смысл жизни.