Парус, ветер и любовь - [25]

— И мне нравятся. Может, перейдём на «ты»? Ты — не против?

— Да нет, конечно! А то на отдыхе — да ещё тон выдерживай, — с улыбкой согласилась Августа. — Я поняла, что ты музыкант и здесь подрабатываешь. А в остальное время года что делаешь?

— То же самое. Только не на теплоходе, а на вечерах, юбилеях, свадьбах. Я не обучался музыке, я самоучка.

— А так хорошо играешь! Я думала, ты профессионал.

— В своём роде профессионал, только без диплома, хотя и обучал себя сам. Я играю на многих инструментах.

— И на чём ещё? — опять улыбаясь, тихо спросила Августа, глядя на него внимательно.

Он видел близко её глаза, в которых он вдруг заметил своё отражение. Ещё не затуманились её чудесные глаза тоской, заботой и переживаниями. И в них можно увидеть себя, вернее своё отражение, как в зеркале. Удивительные глаза! Он был поражён этим.

— Клим, ты мне не ответил.

— Ах, да, загляделся на твои удивительные глаза, или, вернее, в твои удивительные глаза. Ещё играю на аккордеоне, его мне отец подарил, когда мне было десять лет. Я взял его в руки, растянул, стал нажимать на клавиши, и они заиграли, мне так понравилось! Вначале не мог игру пальцами совместить с растяжкой мехов — знаешь, что это такое? Ну вот, а потом и кнопки для левой руки освоил легко. Слух у меня абсолютный. И ещё, наверное, кто-то свыше водит моими руками. Я не знаю. И гитару легко освоил, взял и заиграл. А пианино после аккордеона вообще легко. Я тогда нот не знал. Всё на слух. Ноты потом освоил, но всё равно до сих пор играю без нот, импровизирую сам любую мелодию.

— Надо же, подумать только! Талант! А мне одно время нравился трубач. Он так играл на трубе, что всё на свете забудешь.

— А ты играешь на чём-нибудь?

— Нет, только слушаю, — улыбнулась ясноглазая Августа.

— А что за трубач?

— Он в соседнем доме жил, я не была с ним знакома, но слышала, как он играет. Летом, окно отрыто, и когда он брал высокие ноты, переходил к низким и опять к верхним — это просто восторг. Мне казалось, что даже все птицы слетались на дерево под его окном и слушали, а когда он замолкал, начинали вторить ему. Музыка — это великая сила!

— А ты чем занимаешься?

— Я учусь в литературном институте и пишу стихи. Это с детства любовь к стихам, с Пушкина.

Танго закончилось, и Клим пошёл продолжать вечер отдыхающих, а Августе предложил:

— После танцев ты не против посидеть на самой верхней палубе? Мы ещё не всё договорили.

— Не против, Клим.

Августа удивлялась самой себе: почему ей так легко с этим Климом? Сразу какое-то родственное чувство появилось. Разве так бывает? Значит, бывает, если так случилось.

Августа пошла к месту назначенного свидания, Клим уже ждал её.

— Августа, ты мне сказала, что стихи пишешь. Почитай что-нибудь.

— Скорее не стихи у меня, а пока ещё стишата. Вот слушай мои крохотули:

Пусть печаль уйдёт

И тоска за ней,

Как луна взойдёт —

На душе теплей.

Ещё?

— Конечно! Я пока не понял…

— Хочу послушать Листа дождь,

На что же он похож?

На слёзы, нежность, на печаль

Или на грустное «прощай»?

Ну, вот и ещё, — робко глядя на замолчавшего Клима, предложила Августа:

Ты знаешь, было изначально,

Где что-то плакало печально,

И было радостно порой,

Вот если рядом ты со мной.

— Августа, мне нравятся твои стишата. Ещё можешь что-нибудь поведать?

— Могу!

Иду, иду я за тобой,

Но где тот рай? Ты знаешь?

Никак не справлюсь я с собой,

Ведь я не знаю этот край…

Ты мне покажешь?

Глаза у Клима стали совсем тёмные. Он смотрел на Августу с восторгом. Вышла полная луна и пролила свой свет по реке в виде манящей вдаль дорожки, и кажется, ступи на неё, и можно добраться до ночного светила.

— Августа, ты — прелесть!

И Августа продолжила:

— Обними меня покрепче,

Чтоб растаял снег на мне.

Будет нам с тобою легче.

Даже если ты во сне.

Клим обнял Августу и поцеловал. Он не знал, что это был первый поцелуй в её жизни.

— Так это не во сне, Клим!

Корабль

Я стою на большом корабле и смотрю в уходящую даль… Ветер дует в лицо. И вижу свою уходящую жизнь.

Начало своей жизни вижу в серых красках. Война… Мне два года, но я уже знаю слово «ИНФОРМБЮРО». Как продвигаются войска, сколько потерь. Я боюсь выходить на улицу, там стоит солдат с ружьём — охраняет военный склад. Я боюсь, что он меня застрелит из своего ружья, потому что я вышла на улицу. Сестра силой выносит меня на улицу, я впиваюсь лицом ей в плечо и ору: «Домой, домой!»

Во дворе всё серо, даже трава. Дома мама почернела от горя, всегда с больной головой, туго перетянутой полотенцем. У неё часто болит голова.

Я стою на корабле и вижу уходящую жизнь.

Закончилась война, победа.

Я прыгаю на пружинистой железной кровати и восклицаю: «Папа приедет, папа приедет!»

Но все грустные. У нас не вернётся брат…

Я стою на корабле и вижу уходящую жизнь.

Начальные классы школы. В перемену все бегут к печке погреться, холодно. Отапливают помещение дровами. Все одеты тепло, но всё равно холодно.

Война закончилась, но всё ещё холодно и голодно.

В классе сорок три ученицы. Учительница молодая, фронтовичка, доброе лицо, улыбается.

Я маленького роста, но сижу за последней партой, потому что моя мама не ходит в школу и не просит меня пересадить, я еле достаю до стола парты. Поэтому пишу грязно, ставлю чернильные пятна.