Парус, ветер и любовь - [25]
— И мне нравятся. Может, перейдём на «ты»? Ты — не против?
— Да нет, конечно! А то на отдыхе — да ещё тон выдерживай, — с улыбкой согласилась Августа. — Я поняла, что ты музыкант и здесь подрабатываешь. А в остальное время года что делаешь?
— То же самое. Только не на теплоходе, а на вечерах, юбилеях, свадьбах. Я не обучался музыке, я самоучка.
— А так хорошо играешь! Я думала, ты профессионал.
— В своём роде профессионал, только без диплома, хотя и обучал себя сам. Я играю на многих инструментах.
— И на чём ещё? — опять улыбаясь, тихо спросила Августа, глядя на него внимательно.
Он видел близко её глаза, в которых он вдруг заметил своё отражение. Ещё не затуманились её чудесные глаза тоской, заботой и переживаниями. И в них можно увидеть себя, вернее своё отражение, как в зеркале. Удивительные глаза! Он был поражён этим.
— Клим, ты мне не ответил.
— Ах, да, загляделся на твои удивительные глаза, или, вернее, в твои удивительные глаза. Ещё играю на аккордеоне, его мне отец подарил, когда мне было десять лет. Я взял его в руки, растянул, стал нажимать на клавиши, и они заиграли, мне так понравилось! Вначале не мог игру пальцами совместить с растяжкой мехов — знаешь, что это такое? Ну вот, а потом и кнопки для левой руки освоил легко. Слух у меня абсолютный. И ещё, наверное, кто-то свыше водит моими руками. Я не знаю. И гитару легко освоил, взял и заиграл. А пианино после аккордеона вообще легко. Я тогда нот не знал. Всё на слух. Ноты потом освоил, но всё равно до сих пор играю без нот, импровизирую сам любую мелодию.
— Надо же, подумать только! Талант! А мне одно время нравился трубач. Он так играл на трубе, что всё на свете забудешь.
— А ты играешь на чём-нибудь?
— Нет, только слушаю, — улыбнулась ясноглазая Августа.
— А что за трубач?
— Он в соседнем доме жил, я не была с ним знакома, но слышала, как он играет. Летом, окно отрыто, и когда он брал высокие ноты, переходил к низким и опять к верхним — это просто восторг. Мне казалось, что даже все птицы слетались на дерево под его окном и слушали, а когда он замолкал, начинали вторить ему. Музыка — это великая сила!
— А ты чем занимаешься?
— Я учусь в литературном институте и пишу стихи. Это с детства любовь к стихам, с Пушкина.
Танго закончилось, и Клим пошёл продолжать вечер отдыхающих, а Августе предложил:
— После танцев ты не против посидеть на самой верхней палубе? Мы ещё не всё договорили.
— Не против, Клим.
Августа удивлялась самой себе: почему ей так легко с этим Климом? Сразу какое-то родственное чувство появилось. Разве так бывает? Значит, бывает, если так случилось.
Августа пошла к месту назначенного свидания, Клим уже ждал её.
— Августа, ты мне сказала, что стихи пишешь. Почитай что-нибудь.
— Скорее не стихи у меня, а пока ещё стишата. Вот слушай мои крохотули:
Ещё?
— Конечно! Я пока не понял…
Ну, вот и ещё, — робко глядя на замолчавшего Клима, предложила Августа:
— Августа, мне нравятся твои стишата. Ещё можешь что-нибудь поведать?
— Могу!
Глаза у Клима стали совсем тёмные. Он смотрел на Августу с восторгом. Вышла полная луна и пролила свой свет по реке в виде манящей вдаль дорожки, и кажется, ступи на неё, и можно добраться до ночного светила.
— Августа, ты — прелесть!
И Августа продолжила:
Клим обнял Августу и поцеловал. Он не знал, что это был первый поцелуй в её жизни.
— Так это не во сне, Клим!
Корабль
Я стою на большом корабле и смотрю в уходящую даль… Ветер дует в лицо. И вижу свою уходящую жизнь.
Начало своей жизни вижу в серых красках. Война… Мне два года, но я уже знаю слово «ИНФОРМБЮРО». Как продвигаются войска, сколько потерь. Я боюсь выходить на улицу, там стоит солдат с ружьём — охраняет военный склад. Я боюсь, что он меня застрелит из своего ружья, потому что я вышла на улицу. Сестра силой выносит меня на улицу, я впиваюсь лицом ей в плечо и ору: «Домой, домой!»
Во дворе всё серо, даже трава. Дома мама почернела от горя, всегда с больной головой, туго перетянутой полотенцем. У неё часто болит голова.
Я стою на корабле и вижу уходящую жизнь.
Закончилась война, победа.
Я прыгаю на пружинистой железной кровати и восклицаю: «Папа приедет, папа приедет!»
Но все грустные. У нас не вернётся брат…
Я стою на корабле и вижу уходящую жизнь.
Начальные классы школы. В перемену все бегут к печке погреться, холодно. Отапливают помещение дровами. Все одеты тепло, но всё равно холодно.
Война закончилась, но всё ещё холодно и голодно.
В классе сорок три ученицы. Учительница молодая, фронтовичка, доброе лицо, улыбается.
Я маленького роста, но сижу за последней партой, потому что моя мама не ходит в школу и не просит меня пересадить, я еле достаю до стола парты. Поэтому пишу грязно, ставлю чернильные пятна.
