Партизанская богородица - [46]

Сергей поздоровался с крестьянином за руку и, чувствуя его настороженность, сказал успокоительно:

— Мы свои, партизаны.

Незаметно было, чтобы крестьянин обрадовался этому известию. Сергею даже показалось, что в медвежьих, глубоко запавших глазах мужика, словно из норы, выглядывавших из-под нависших лохматых бровей, промелькнула угрюмая усмешка.

— Бывайте здоровы! — сказал крестьянин. — Нонеча везде партизаны. У нас тоже стоят.

— Партизанский отряд организовали? — обрадованно спросил Сергей.

— Сказывают, из Шиткинской волости пришли, — хмуро, словно нехотя, ответил крестьянин.

— Сколько их?

— Надо быть, десятка три.

— Давно пришли?

— Втора неделя доходит, — ответил мужик еще более хмуро.

Санька подмигнул Сергею и спросил крестьянина:

— А ты, отец, видать, не шибко им рад?

— Кому это?

— Партизанам, говорю, не шибко рад. Чего-то огорчаешься.

Крестьянин насупился.

— Мне чего огорчаться? Мое дело сторона. Я не баба и не девка, меня за подол не словишь.

— Охальничают? — спросил Семен Денисыч.

— Всяко бывает...

— Кто командир отряда? — спросил Сергей.

— Не знаю.

Сергей обменялся взглядами с Денисычем и Санькой. Те, без слов поняв его, согласно кивнули.

— Где штаб ихний? — спросил Сергей.

Мужик посмотрел на него с недоумением.

Сергей спросил более понятно:

— Начальник ихний где стоит?

— В поповом доме, — ответил мужик.

— Доведи нас туда.

— Чего вести-то? — возразил мужик. — Дом пятистенный, железом крытый, возля церкви. Сразу увидите... А мне недосуг, — он потряс уздечкой, — коня имать надо.

И не по годам расторопно пошагал за околицу.

— Поняли? — спросил Сергей, проводив его глазами.

— Опасается, — сказал Денисыч.

Санька был другого мнения.

— Наводит тень на плетень. Хитер, кулачина.

— Поехали к попу в гости, — решительно сказал Сергей, усаживаясь на облучок.

В просторной горнице поповского дома было людно и шумно.

Первое, что бросилось в глаза остановившемуся на пороге Сергею, — странная троица, восседавшая за обильно накрытым столом.

Посреди, как бог-отец, возвышался рыжий бородатый детина, лет сорока с виду. Из-под низко свесившихся темно-русых кудрей настырно смотрели круглые ястребиные глаза. Он был заметно навеселе и, покачиваясь в такт песне, напевал приятным, чуть сиповатым баском про бродягу, бежавшего звериной узкою тропой...

Одесную[4] его помещался сухонький старичок, седоватый и лысоватый, вполне соответствующий богу духу святому. Он, привстав, чтобы дотянуться до уха рослого соседа, что-то доказывал ему.

Ошуюю[5], откинувшись на спинку стула, вместо бога-сына, сидела матерь божья, разбитная круглолицая бабенка. Она, прищурив темные, слегка раскосые глаза, пьяненько похохатывала и поеживалась под тяжелой рукой бога-отца, небрежно брошенной на ее налитые плечи.

На дальнем конце стола примостились архангелы — два дюжих молодца с воловьими затылками. Эти, не теряя времени на пустопорожние разговоры, старательно работали челюстями.

Прислуживала за столом дородная, уже в годах женщина. Судя по одежде (на ней была шелковая кофта и длинная, тонкой шерсти юбка) и по кольцам, нанизанным на толстые пальцы, — не кухарка или горничная, а сама хозяйка дома.

Она, выйдя из кухни с дымящейся жаровней в руках, первая заметила пришельцев и испуганно вскрикнула.

Бог-отец вскинул кудлатую голову и, оборвав на полуслове песню, спросил строго:

— Кто такие?

Сергей полез в карман за мандатом.

Денисыч, стремясь разрядить обстановку, шагнул вперед и, сняв картуз, поклонился.

— Хлеб да соль!

— Едим, да не свой! — отозвался один из архангелов и захохотал во все горло, показывая добрые молодые зубы.

— Ершов? Васька! — воскликнул с удивлением Сергей.

— Кому Васька, а кому начальник штаба, товарищ председатель, — с достоинством ответил Васька.

— Знакомые тебе? — удивился бородатый.

— Заводские ребята. Свои в доску, товарищ командир! — заверил Васька.

— Коли свои, давай к столу! — радушно пригласил бородатый и, обернувшись к настороженно притихшему седенькому старичку, прикрикнул: — Посторонись, кутья! Дай гостям место.

Старичок поспешно вскочил и начал кланяться, приговаривая:

— Милости просим! Проходите, дорогие гости! Милости просим!

— Порядок! — сказал Санька. — В самый раз с дороги.

Сергей придержал его за локоть.

Денисыч торопливо зашептал:

— Негоже отказываться, Сергей Прокопьич. По-хорошему завсегда скорее договоримся.

— Ты, председатель, давай сюда, — бородатый указал Сергею место, освобожденное хозяином дома. — А ты, матушка, давай, что есть в печи, все на стол мечи!

Попадья, удерживая на лице вымученную улыбку, молча поклонилась и пошла на кухню. Тут же вернулась, принесла тарелки, вилки, стаканы. Поставила перед нежданными гостями.

— Будем знакомы! — сказал бородатый, протягивая Сергею здоровенную жесткую ладонь. — Командир партизанского отряда Ефим Чебаков.

Сам налил стаканы из пузатого хрустального графина и, подняв свой, повторил:

— Будем знакомы!

— Спасибо за угощенье, — сказал Сергей. — Не пью!

Чебаков, сдвинув брови, уставился на него.

— Брезгуют они нашей компанией, Ефим Терентьич, — неожиданно тонким голоском нараспев вымолвила бабенка, — али, может, скопцы?.. — и визгливо засмеялась.