Партизанская богородица - [45]

И ушла, в досаде махнув рукой.

И теперь, сидя на тряской телеге, Сергей думал, что вправе была Палашка обидеться. Действительно, на словах равенство, а как до дела, то баба или девка — человек, конечно, но вроде второго сорту... И еще подумал, что как раз Палашка и могла бы пригодиться. Прошла бы по избам, поговорила с бабами, рассказала им, как беляки изголяются над ихним братом. Когда все бабы нашу правду поймут, и с мужиками разговаривать легче. А то сколько хочешь такого примеру: пошел бы мужик в отряд, да баба уцепится мертвой хваткой, хоть по кускам отрывай. Глядишь, и остался мужик на печи, а был бы боец в отряде... Нет, зазря Денисыча послушался. Видно, не всегда, кто сед, тот и умен...

Семей Денисыч, прикорнув на охапке соломы, дремал, покряхтывая при особо резких толчках, и Сергей поделился своими сомнениями с Переваловым, который сидел, свеся ноги, в задке телеги.

— Однако зря я Палашку шуганул. С нами просилась.

— С нами? — удивился Санька. — Вот еще, не хватало заботы, — Покрутил головой и сказал с усмешкой: — Ох, уж эти девки!..

«И ты хорош гусь! — подумал Сергей. — Тебе девка только что для забавы!..»

— У меня другая забота, — сказал Санька. — Надо было верхами. Вполне можно на беляков наскочить, Продадут нас тогда эти клячи.

— Коней ты, паря, знать, сроду не видал, — обиделся подводчик, молчаливый мужик, всю дорогу не выпускавший из зубов коротенькой, до черноты обкуренной трубки.

— Хоть тебя припряги — не угонишь, если за тобой верхами вдарят, — возразил Санька и, снова обращаясь к Сергею, повторил: — Нет, верхами надо было!

— Куда же ты Денисыча верхом? — сказал Сергей,

— Ну и сидел бы в тепле. Не управились бы без него?

— Денисыч очень даже нужен. Пускай посмотрят, какие старики за винтовку взялись. Тогда молодых скорее заест... А насчет того, что придется отбиваться, в такой чащобе пешему способнее.

Санька, хоть и не любил отступаться от своего, вынужден был согласиться.

Узкая проселочная дорога, огибая матерые лиственницы, петлями вилась среди обступившей ее непролазной тайги. Тут и пешему не пройти, а продираться. А конному — шагу не ступить в сторону.

Припряженная справа соловая пристяжная то и дело тыкалась мордой в нависавшие на дорогу ветви, сбивалась с ноги и жалась к оглобле, больше мешая, нежели помогая гривастому гнедому кореннику.

Деревья уже наполовину сбросили листву, но теснившиеся к дороге расцвеченные осенью березы и осины сочно выделялись на темной зелени сосен. Густой подшерсток из багульника, жимолости и шиповника не давал заглянуть в глубь тайги. И только по торчавшим из их зелени сухим вершинам давно поваленных и полуистлевших деревьев угадывались неизбежные таежные завалы.

Длинная тряская дорога надоела Саньке.

— Далеко еще? — спросил он у подводчика.

— До Коноплевой? Однако верст восемь будет, — ответил мужик. Подумал и добавил: — К обеду добежим.

— Понужай веселей! А то и к ночи не обернемся.

— Куда понужать-то! — с неудовольствием возразил подводчик, — Не наше. И так колесы стонут...

Телега еще раз запнулась на корневищах, переползавших дорогу. Подводчик соскочил с облучка, взял коренного под уздцы. Начинался крутой спуск. Сергей и Санька тоже слезли. Один Денисыч привольно посапывал в кузове.

— Подержи пристяжную! — попросил подводчик Саньку. — А то сволокет под гору.

— Ну ты, блондиночка! — сказал Санька, наматывая повод на руку. — Не озоруй, не балуй!

Спустившись в распадок, уткнулись в болотистый кочкарник. В давно наезженных колеях стояла ржавая вода.

Санька встал на зыбкую кочку, потянул за повод пристяжную. Лошадь нехотя ступила, провалилась и отпрянула назад, обрызгав Саньку жидкой грязью.

— Ну ты, окаянная! — выругался Санька и попрекнул подводчика, — Куда ты, борода, нас завел!

— Ездют тут, — оправдывался мужик, — сам проезжал, сухо было. Надо быть, опосля дождей натекло. А другой дороги на Коноплево нету. Разве что через Братский острог.

— Та дорога нам пока не годится, — сказал Санька.

И стал разуваться.

— Поищу броду.

— Какой тут брод? Болота она и есть болота... Завязим телегу... — сказал подводчик.

Видно было, что ему не хочется ехать дальше.

Санька снял ичиги, засучил штаны. Встал между кочек, и нога сразу ушла по колено в холодную жижу. Санька вытащил ногу, обтер травой и стал снимать штаны.

— Прибор застудишь! — засмеялся мужик. — А чего, ей богу! Осталось до Коноплевой всего ничего. Верст пять, не боле... Идите, я вас здесь обожду...

Санька, не утруждая себя возражениями швырнул штаны в телегу и, поблескивая белыми ягодицами, снова полез обратно в болото. Перебрел его в нескольких местах.

— Больше разговору, — сказал он, выбравшись на сухое. — Сажени четыре, а дальше сухо. Топор есть?

— Как же без топора! — ответил мужик и достал топор, спрятанный в кузове под соломой.

— Вымостим гать, — сказал Санька. — На полчаса делов.

2

В Коноплево добрались только к вечеру.

У околицы встретили пожилого крестьянина с уздечкой в руках. Завидев людей в солдатской одежде, крестьянин повернул обратно.

— Обожди, отец! — окликнул его Санька.

Крестьянин остановился. Поравнявшись с ним, Санька, Сергей и Денисыч слезли с телеги.