— А ведь опять люди скажут: «Ну вот, пионеры побогатели, забрались в барский дом, стали новыми господами, устроили хорошую жизню для себя одних…» — усомнилась Даша.
— Опять плохо! — ударил по столу кулаком Сережка.
— Уж лучше бы не морочили вы нас этим богатством, — в сердцах сказал Иван, бывший Бесштан. — Жили без него и проживем.
— Может, проголосовать, кто за то? — предложил Степан.
— Чего же голосовать, когда неясно? — возразил Павлушка.
Совсем расстроились ребята.
— Вот тебе и сказка, — усмехнулся Павлушка. — Выходит, мы вроде дураков, которые горшок с золотом нашли и так из-за него передрались, что прохожему отдали, лишь бы помириться!
— Эх, ребята, — хлопнул себя по лбу Степан, — а мы забыли про стального коня сказку. Вот бы стальных коней накупить!
— Так ведь за них буржуи берут чистым золотом.
— А за бриллианты продадут нам тракторы, как думаешь, товарищ Аня? спросил приободренный Степан.
— Наверное, продадут.
— А вы знаете, что Ленин-то говорил: нам нужно русского мужика пересадить с деревенской клячи на коня стального?
— Постой, постой, Степан, — подняла руку Даша. — Уж если мы про Ленина вспомнили, тут надо подумать, как бы сам он в таком деле поступил. Верно, тетя Аня?
— Да не тетя, вожатая! — поправил Степан.
— Не мешай, — отстранила его Даша. — Скажите, тетя Аня, а как бы Ленин поступил, если бы у него были богатства?
— У него были.
— Да? И как же он распорядился?
— У Владимира Ильича была одна ценная вещь — серебряный позолоченный портсигар. У Надежды Константиновны часики золотые и кулон, оставшиеся от матери.
И вот, когда случился в Поволжье голод и Владимир Ильич обратился ко всем людям, ко всем странам за помощью голодающим, они с Надеждой Константиновной собрали все эти свои небольшие драгоценности и отнесли в комиссию по сбору средств в пользу голодающих.
— В Помгол?
— Да, в Помгол.
Перед глазами ребят встал плакат в сельсовете, на котором бежал по пустому полю страшный голодный мужик, призывая людей на помощь.
Все притихли, даже стало слышно, как шепчутся в щелях бани тараканы.
— Тетя Аня, — сказала Даша тихим голосом, — а что, если и нам поступить вот так же? Много на эти камешки хлеба можно купить?
— Думаю, что несколько пароходов, несколько поездов.
— На эти вот безделушки? — воскликнул Сережка. — Так отдать их за хлеб поскорей!
— Верно! — хлопнул ладонью по столу Иван. — Мы всей артелью сколько работали — всего два мешка колосками набрали, а тут за какие-то камушки гору хлеба!
Отдать!
— Других предложений нету? — медленно спросил Степан, еще не прогнавший мечту о жизни в барском доме коммуной.
Других предложений не было.
— Ставлю на голосование, кто за то? — и сам первый поднял руку. А за ним все ребята.
— Ну, вот и хорошо. И никому не обидно, — сказала Даша, оглядывая поднятые над головами руки. — А в уши я и простые сережки воткну, подумаешь! Верно, тетя Аня? — и она запрыгала на одной ножке.
Вместо ответа Анна Ивановна вдруг обняла ее и расцеловала, чего никогда прежде не делала.
Всадники, оседлавшие стального коня
Вначале хотели отвезти бриллианты в Москву, прямо самому Ленину. Потом рассудили, что ведь и Ленин-то свой портсигар в комиссию сдал, которая на ценности хлеб покупает. Решили отвезти в уездный государственный банк, оттуда переправят в Москву под охраной, вместе с другими пожертвованиями.
И вот по мартовским почерневшим дорогам помчались в город сани, запряженные добрым конем. Правил им Степан, а Иван Кочетков сидел рядом, завернувшись в тулуп. На груди держал он бриллианты, а в кармане — верный наган. А кроме того, вез он в город драгоценную бумагу — протокол о создании в Метелкине артели по совместной обработке земли и просьбу о продаже артели в кредит трактора. Дошел слух, что добыли все-таки наши в Америке целую партию стальных коней.
Драгоценности в банке приняли, сложили в особую шкатулку, затем в брезентовый мешок. Запечатали его сургучными печатями и отправили в Москву под надежной охраной, с сопроводительной бумагой. А Степану с Иваном выдали форменную справку.
Не так просто оказалось с трактором. Тут пришлось побывать и в уездном исполкоме и в укоме партии. Поспорили, позаседали уездные начальники и, наконец, решили — доверить метелкинской артели стального коня.
Большую роль сыграло тут умение Кочеткова обращаться с машинами. Во всем городе никто, кроме него, с трактором не был знаком. А Иван, бывший солдат автомобильной роты, еще на войне когда был, тракторы видел.
Когда об этом узнали, обрадовались. Ведь несведущему дай машину поломает. А этот наверняка в дело произведет.
Во дворе товарной станции, где хранился трактор, собралось немало народу. Всем было любопытно, как оседлает человек стального коня. У Степана холодок по спине шел, страшновато было, не опозорился бы Иван Кочетков перед всем честным народом. Не сбросил бы его заморский конь. Шут его знает, заграничный, буржуйский. Не заупрямится ли?
Когда выкатили трактор из пакгауза, Степан даже несколько разочаровался — телега как телега. На четырех колесах, вся железная, и из нее торчит труба, как из железной печки.
Но когда Иван проверил машину, заправил, подмазал, чего-то продул, где-то прочистил да крутанул вставленную ей в нос железную кочережку конь как вздрогнул, да фыркнул, да задрожал, да земля застряслась, Степан даже засмеялся. И страшно и радостно стало. Чувствовалось, что в коне большая сила.
