Пароход идет в Яффу и обратно - [9]

Зельц недоверчиво покачал головой:

— Ах, раввин, боюсь я, что он будет таким же нищим сапожником, как и все наши.

Присутствующие сердито посмотрели на молодого маловера. Но Зельц только женился, и борода у него была еще маленькая, черная и курчавая. Раввин упрекнул его за модные мысли и уехал к себе в Умань.

А на другой день маленький Соломон заболел. Он визжал так, что все соседи вышли на улицу и собрались у дома сапожника. Хромая Рейза напоила его крепким чаем, но чай не помог. Младенец ревел и бился, как отступник, преданный анафеме.

— Это наказание, — сказали старики Зельцу, — за то, что ты усомнился в святости равви.

Позвали ветеринара, Ивана Павловича, но тот сказал, что ребенок болен русской болезнью — кликушеством, и вылечить его нельзя. Доктор Айзенштадт из экстернов тоже не помог. Младенец выпил все лекарство и продолжал кричать. Тогда испуганный Зельц поехал за равви и упросил его спасти ребенка. Равви согласился. Он приласкал маленького Соломона, сказал ему два слова по-арамейски, и младенец перестал плакать.

В Виннице много говорили о новом чуде, и к равви поехали на другой день все бесплодные женщины, чтобы он помог им родить, и все беременные, чтобы роды были легкими, и пусть вымолит у Бога мальчика. Однако маленький Соломон умер через три месяца. Но умер оттого, что братишка его Нахман ошпарил его горячей водой. Через много лет Зельц понял чудо, совершенное святым человеком из Умани. В первый свой приезд равви всунул маленькому Соломону в задний проход горчичное зернышко. Во второй приезд он извлек его и этим вылечил ребенка. Понял это Зельц много лет спустя, но тогда он верил с остальными, что равви совершил чудо, и раскаялся в своем маловерии.

Русские говорят: жизнь — копейка, жизнь — это сон. Исаак Зельц знал, что жизнь — это только лотерея, такая самая, какая устраивает полковница Нечаева в пользу инвалидов в помещении женской гимназии. Конь на четырех ногах, и то спотыкается. Зельц споткнулся на почете. Он думал выиграть счастливую жизнь и доброе имя, но женщина, которая попалась ему в спутницы, не сделала его счастливым, а имя оказалось побрякушкой, не способной даже утешить. Все это к тому, что Зельц женился на рябой и коротконогой девушке Мане, а взял он ее потому, что она была дочерью казенного раввина. Раввин согласился выдать ее за сапожника, так как она перезрела и Винница потеряла много мужчин. Девушки ждали очереди, теряли последнюю свежесть, покрывались веснушками и нездоровой зеленью.

Великая штука — почет! У ерусалимцев не было голубой крови, родовых замков и дворянских книг, но общественная лестница по количеству ступеней не уступала ангельской. На самом верху, упираясь головой в солнце, стояли потомки Бааль-Шем-Това, великого хасида из Меджибожа, ниже шли потомки того же Бааль-Шем-Това по женской линии, за ними — правнуки и внуки равви из Тального, из Белой Церкви, из Радзивилова. Потом слуги их, раввины, сыновья раввинов, внуки откупщиков и шинкарей, члены синагогального совета, члены погребального братства, зубные врачи, фармацевты. В самом низу этой лестницы, униженные и забитые, валялись во прахе мастеровые. Исаак Зельц был последним. Вот почему он возликовал, когда женился на дочери казенного раввина, рябой и коротконогой Мане.

Казенный раввин умер за неделю до свадьбы — от воспаления легких. В этот год Россия начала войну с Японией, несчастье ходило из дома в дом, забирая сыновей и умерщвляя оставшихся. Сначала заболел хохол Кучернюк, железнодорожный стрелочник. За ним слегла его жена, и смерть унесла обоих. Потом эпидемия пошла гулять по Ерусалимке, оттуда перекочевала на Николаевскую улицу и Дворянскую. Умирали евреи, хохлы и польские паны, хозяева зеленых особняков и русские чиновники, служившие в банке, в суде и в полиции. Больше всего косила смерть на богатых улицах. В Ерусалимке умер только один мальчик. Жена кузнеца пролежала две недели и выздоровела. Русские служили молебны, евреи собирались в синагоге, объявляли траур, постились, но эпидемия не убывала.

На другой день после смерти отца невесты Исаак Зельц пришел в синагогу сообщить, что он откладывает свадьбу.

— Не надо откладывать, — сказали все, — ты спасешь братьев своих от смерти.

Когда Зельц услышал эти слова, он ужаснулся, но ничего не сказал. Он знал, что они понимали под этими словами. В городе говорили уже о черной свадьбе. Искали нищих, но нищие бежали за город. Черная свадьба — это свадьба на кладбище. Винницкие евреи верили, что свадьба эта будет искупительной жертвой и после того, как уста новобрачных сольются в поцелуе, эпидемия перестанет буйствовать. Такая свадьба устраивается на общественный счет, весь город стекается на кладбище, пьют и веселятся.

Зельц сопротивлялся, несмотря на то, что все почтенные люди города умоляли его, заклинали Господним именем. Он бросился бежать, но его поймали и пригрозили анафемой. Члены погребального братства обещали устроить пышную свадьбу и знатно наградить жениха с невестой. Они поклялись, что дадут ему двести рублей и откроют ему обувной магазин в торговых рядах. И Зельц согласился.