Пароход идет в Яффу и обратно - [25]
Гордон прошелся по Булочной улице, вышел на Суконное поле, обогнул Рыбные ворота, отдыхал в Плотничьей долине. Сознание, что эти названия сохранились еще со времен Давида и Соломона, слегка опечалило его. Это была легкая, лишенная тоски печаль — печаль, навеваемая воспоминаниями.
В воздухе — сухо. Ветер нес пыль. Из Армянского квартала вышли три армянина с незажженными фонариками в руках. Они отправлялись в далекий район и рассчитывали прийти домой ночью.
Гордон остановил газетчика и купил у него три газеты: две еврейских — «Гааритц»[14] и «Эрец-Израиль»[15] и одну арабскую — «Истиклал»[16].
— «Истиклал»! — кричал газетчик. — «Истиклал»!
Гордон рванулся было остановить газетчика и расспросить его, но по его черным глазам не мог определить, кто он — еврей или араб.
— Слушай, брат… — сказал Гордон на жаргоне. Увидел, что газетчик не понимает, и пошел дальше.
Он глядел в арабскую газету, как в нефтяную лужу, в которую, сколько ни гляди, не увидишь своего отражения. Еврейские газеты он тоже читал с трудом, как язык, на котором они написаны — древнееврейский, — знал очень смутно. Но в немногих строках он сейчас же нашел сообщения и о Хаиме Вейцмане, вернувшемся из Парижа, и о Жаботинском, и об инженере Рутенберге, задумавшем осветить электричеством страну.
Как-то случилось, что первыми историческими местами, какие посетил в Иерусалиме Гордон, были не памятники могущественного прошлого Иудеи, но священные места христиан. Блуждая, он оказался в западной части города. Он вступил на Via Dolorosa, так называемый Скорбный путь.
Гордон взглянул налево и увидел Вифезду — Овчую купель, потом увидел церковь Анны-пророчицы и рядом с ней — часовню. Пузатые церкви его настоящей — неисторической — родины встали в его памяти. Здесь, в песках и камнях Иудеи, он увидел православные церкви с их громадными куполами, обилием темных и тяжелых икон и душными запахами курений — те церкви, какие он в изобилии встречал на каждой улице родного города в России.
«Свет мой затменный! свет мой затменный! свет мой затменный!» — гнусавил нищий, постукивая о камни пустой чашкой.
На церковных дворах были сложены дрова. Мелькали головы двух монахов. Они пилили доски. Их замечательно здоровые лица, на славу украшенные румянцем и сочной растительностью и увенчанные клобуками из саржи, были достаточно хорошо знакомы Гордону: в детстве он встречался с ними у ворот Пантелеймоновского подворья. Наткнувшись на рясу, Гордон убегал, растревоженный: он все боялся, что какой-нибудь монах затащит его во двор и там опустит его в купель. Монах окрестит его, оторвав навсегда от привычных и милых образов древней Иудеи. Так Гордон пробродил до вечера, так он и не увидел в первый день своего пребывания в Иерусалиме ни Стены Плача, ни башни Давида.
Глава седьмая
Бывший наборщик жил в юго-восточной части города, в еврейском квартале. Он покинул Россию в 1905 году, после погромов. Здесь он не нашел работы по специальности и делал все, что попадалось. Молодежь, с которой он прибыл, не взяла его с собой в колонию.
«Ты нам не годишься, — сказали они, — у тебя дочка».
Они сняли участок на пути из Яффы в Иерусалим. То было усеянное камнями поле, бесплодное и суровое. Они назвали свой участок «Кадимо» и целый год очищали его от камней. Они жили в палатке, вставали с восходом, переносили на руках тяжелые каменные глыбы, выбрасывая их за ограду. С обеих сторон своего пустого участка они поставили сторожей. Днем и ночью не отходили сторожа от своих шалашей. Однажды мимо проехал турецкий каймакан. Колонисты собрали последние лиры, дали взятку.
На второй год они очистили свое поле и вспахали его. Затем привезли из Яффы апельсинные деревца и рассадили их ровными линиями по скату участка. Они чуть не поссорились между собой, так как одна часть говорила, что уже пора строить дом, между тем как другие доказывали, что дом строить рано. Из девятнадцати человек остались пятнадцать. Двое заболели малярией и зачахли от постоянных приступов. Один умер тут же, в Кадимо. Еще не было дома, но уже была могила с древнееврейской надписью в стихах из книги Бялика. Другой переселился в Хайфу, где давал уроки приезжим. Еще двое не выдержали: их задавила тяжелая работа и жизнь без горячей пищи, без мягкой постели под крышей, и они уехали обратно в Кишинев.
Прошло пятнадцать лет. Апельсинные деревья выросли. Колонисты выстроили дом, купили лошадей и коз. Но иные женились, наплодили детей, и, когда выпадал неурожайный год, нищета колонии оказывалась еще страшнее, чем раньше. Два раза им помог Национальный банк. У них образовались неоплатные долги, но они гордились тем, что в Кадимо — триста жителей и своя школа. Они гордились тем, что к ним возили приезжих показывать героев-халуцим — ранних колонистов еврейской страны.
Все эти годы наборщик искал работу. Он то находил ее, то снова терял. Одно время он служил носильщиком в Хайфе, потом работал на прокладке шоссе в Газе. Он побывал и на соляных промыслах, и в поместье богатого араба.
— Я работал, — рассказывал он, — в садах и виноградниках самого Мусы-Казим-паши Эль-Хуссейна.
В рассказах, составивших эту книгу, действуют рядовые советские люди - железнодорожники, нефтяники, столяры, агрономы, летчики. Люди они обыкновенные, но в жизни каждого из них бывают обстоятельства, при которых проявляются их сообразительность, смелость, опыт. Они предотвращают крушения поездов, укрощают нефтяные фонтаны, торопятся помочь попавшим в беду рабочим приисков на Кавказе, вступаются за несправедливо обиженного, отстаивают блокированный Ленинград и осажденную Одессу. События порой необыкновенные, но случаются они с самыми простыми людьми, не знаменитыми, рядовыми.
Издательство Круг — артель писателей, организовавшаяся в Москве в 1922 г. В артели принимали участие почти исключительно «попутчики»: Всеволод Иванов, Л. Сейфуллина, Б. Пастернак, А. Аросев и др., а также (по меркам тех лет) явно буржуазные писатели: Е. Замятин, Б. Пильняк, И. Эренбург. Артелью было организовано издательство с одноименным названием, занявшееся выпуском литературно-художественной русской и переводной литературы.
Документальное повествование о жизненном пути Генерального конструктора авиационных моторов Аркадия Дмитриевича Швецова.
Издательство Круг — артель писателей, организовавшаяся в Москве в 1922. В артели принимали участие почти исключительно «попутчики»: Всеволод Иванов, Л. Сейфуллина, Б. Пастернак, А. Аросев и др., а также (по меркам тех лет) явно буржуазные писатели: Е. Замятин, Б. Пильняк, И. Эренбург. Артелью было организовано издательство с одноименным названием, занявшееся выпуском литературно-художественной русской и переводной литературы.
Основу новой книги известного прозаика, лауреата Государственной премии РСФСР имени М. Горького Анатолия Ткаченко составил роман «Воитель», повествующий о человеке редкого характера, сельском подвижнике. Действие романа происходит на Дальнем Востоке, в одном из амурских сел. Главный врач сельской больницы Яропольцев избирается председателем сельсовета и начинает борьбу с директором-рыбозавода за сокращение вылова лососевых, запасы которых сильно подорваны завышенными планами. Немало неприятностей пришлось пережить Яропольцеву, вплоть до «организованного» исключения из партии.
В сатирическом романе автор высмеивает невежество, семейственность, штурмовщину и карьеризм. В образе незадачливого руководителя комбината бытовых услуг, а затем промкомбината — незаменимого директора Ибрахана и его компании — обличается очковтирательство, показуха и другие отрицательные явления. По оценке большого советского сатирика Леонида Ленча, «роман этот привлекателен своим национальным колоритом, свежестью юмористических красок, великолепием комического сюжета».
Рассказ об островах Курильской гряды, об их флоре и фауне, о проблемах восстановления лесов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.