Пароход Бабелон - [49]

Шрифт
Интервал

Ефим посмотрел на него взглядом полкового комиссара, и Шаня сдулся, как шарик:

– Чего-то я расхрабрился, да? – и губы, и руки сразу же стали испуганными, а вот глаза, те по-прежнему рысьи. – Все водка с бараниной!.. Знаешь, комиссар, если ты мне поможешь, я ведь не стану снова в торговлю вовлекаться.

– Во что же ты намерен вовлекаться? В фотографию, как я вижу, не хочешь. Говоришь, что не Стиглиц, и все такое…

В эту минуту в гардеробной случилась истерика с Джуди, мадам Ковитская затянула: «Прощались мы, светила из-за туч луна…», а в залу стремительно вошел Соломон Новогрудский со своей охраной.

Дымная шумная «Ладья» качнулась, выплескиваясь через низкие окна на Пушечную.

Пробиться к Соломону в тот вечер не удалось. Да и «Ладья» – не лучшее место для разговора о помощи фронтовому товарищу.

Встретились Ефим с Соломоном только спустя несколько недель, в доме Соломона на Пресне.

Выслушав внимательно Ефима, Соломон не отказался, но и не пообещал помочь Шане.

– Пусть сначала придет ко мне твой телефонист, я на него взгляну.

Что такого особенного разглядел Соломон в Гришане, Ефим так и не узнал, зато после до него неоднократно долетали слухи о головокружительной карьере фронтового товарища в тех самых органах, которым верой и правдой служил Соломон.

Некоторое время Ефим ждал, что Шаня как-то проявится, скажет какие-то слова в благодарность, но тот не торопился.

Пожалуй, Джордж Иванович и тут оказался прав. Теперь Ефим окончательно понял, почему Шанины координаты так и не перекочевали в его новую записную книжку.


Он встал с кровати, потянулся, к зеркалу подошел, вгляделся в свое лицо.

За то время, что прошло от посиделки в «Ладье» до сегодняшнего дня в Крепости, оно, конечно, изменилось: скулы поднялись выше привычного их расположения, у висков образовались провалы, сузились и потускнели глаза.

Что еще?

Ноздри вывернулись по-звериному. Зубы поплыли в разные стороны. И еще, к тому в довершение – волос попер какой-то мужичий, сальный, дальними губерниями через шею к плечам. Эти бы заросли, да на макушку, а парик – в окно.

Если бы!..

Поднял руки в бойцовской стойке. Нет, не помолодел. И чтобы дальше не выглядеть смешно, сбросил их мирно вниз.

«Иди, побрейся! – сказал себе с интонацией классного руководителя. – Иди, иди! После сменишь рубашку и брюки. Эти помялись и сидят выше пупа, как у бухгалтера Мони из папиной конторы (пусть только Моня не ругается!). Мышцы бы на животе подкачать, но разве до этого сейчас?! И потом, зачем, во имя какого такого светлого будущего?! В ряды чопуровских гвардейцев мне все равно не вставать».

Бритье с переодеванием заняло у Ефима не больше получаса. Пока брился, пока договаривался с самим собой в зеркале, пока возвращался в миг между прошлым и будущим по методике Джорджа Ивановича, понял, где оно, то самое место в рукописи, требующее доработки.

«Бывают такие места – средоточия всей вещи с прямым выходом к заключительному пассажу. Давай-ка я прямо сейчас “наметаю”, пока не остыл еще».

За столом отодвинул все мешавшее в угол, что-то быстро накидал в тетради поверх уже написанного карандашом, метнулся к карте, расставил два пальца циркулем в районе советско-польской границы, описал ими полукруг, сказал вслух, будто в комнате еще кто-то: «Значит, говоришь, нет у табака фронта? Голубь ты германский, сокол чопуровский!..» И, поморщившись брезгливо, направился к двери.

Но тотчас же вернулся: забыл под бумагами «регент». Опустил часы в карман. Заметил, что на прежних брюках пятилетней давности карман был глубже – часы падали вниз дольше обычного, а на этих карман поменьше.

Закрыл дверь на ключ, подергал ручку: «Что девка шалая – закрывай не закрывай, все одно. Ну да и я бриллиантов убиенной тещи под подушкой не храню, и карта моя – не флинтовская».

Выглянул из галереи вниз – все ли тихо?

Тишина, как перед кавалеристской атакой – не столько даже предчувствие скорой сечи, сколько – забвение. Быльем поросшая трава.

Кстати, а что там муэдзин? Куда он запропастился? Или и он тоже – забвение, трава в человеческий рост?..

Дворик белый от белья и пахнет мылом.

– Добрий утро! – это Керим Ефиму.

«Разве еще утро?!»

– Салам-салам тебе, Керим.

Стоит между двумя пододеяльниками в голубой майке и брюках, закатанных выше колен, – одна нога скульптурно вылепленная, другая – тоненькая и мохнатая, как у насекомого, – моет ковровую дорожку в проходе между свисающим с веревок бельем. Шваброй выдавливает воду из ворса, направляет ее остатки в сторону Африки. Возвращается на прежнее место, с упоением чешет грудь в дымчатой шерсти, после чего упирается в швабру и берет чуть в сторону. На другом конце ковра из персидских узоров собирается вода и стекает ручейком в канализационный люк, опоясанный пеной хозяйственного мыла.

Выглянула старуха из окна, и тишине – конец.

– Ай, Керим, Керим!.. Ай-вай, вай-ай! Я белье повесила, а ты, пепел на твою голову, ковер моешь!

Керим отбивается, Керим уверяет, что от него до белья, как от нее до Пророка. Сама посмотри: ни капли на пододеяльник, ни капли на простыню. Что еще тебе, старая, нужно?! А?!

Старая сделала рукою пас:


Еще от автора Афанасий Исаакович Мамедов
Фрау Шрам

«Фрау Шрам» — каникулярный роман, история о любви, написанная мужчиной. Студент московского Литинститута Илья Новогрудский отправляется на каникулы в столицу независимого Азербайджана. Случайная встреча с женой бывшего друга, с которой у него завязывается роман, становится поворотной точкой в судьбе героя. Прошлое и настоящее, Москва и Баку, политика, любовь, зависть, давние чужие истории, ностальгия по детству, благородное негодование, поиск себя сплетаются в страшный узел, который невозможно ни развязать, ни разрубить.


Самому себе

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


На круги Хазра

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


У мента была собака

«У мента была собака»… Taк называется повесть Афанасия Мамедова, удостоившаяся известной премии им. Ивана Петровича Белкина 2011 года. Она  о бакинских событиях 1990 годаУпоминания о погромах эпизодичны, но вся история строится именно на них. Как было отмечено в российских газетах, это произведение о чувстве исторической вины, уходящей эпохе и протекающем сквозь пальцы времени. В те самые дни, когда азербайджанцы убивали в городе армян, майор милиции Ахмедов по прозвищу Гюль-Бала, главный герой повести, тихо свалил из Баку на дачу.


Рекомендуем почитать
Будь ты проклят

Жизнь Полины была похожа на сказку: обожаемая работа, родители, любимый мужчина. Но однажды всё рухнуло… Доведенная до отчаяния Полина знакомится на крыше многоэтажки со странным парнем Петей. Он работает в супермаркете, а в свободное время ходит по крышам, уговаривая девушек не совершать страшный поступок. Петя говорит, что земная жизнь временна, и жить нужно так, словно тебе дали роль в театре. Полина восхищается его хладнокровием, но она даже не представляет, кем на самом деле является Петя.


Неконтролируемая мысль

«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.


Заклание-Шарко

Россия, Сибирь. 2008 год. Сюда, в небольшой город под видом актеров приезжают два неприметных американца. На самом деле они планируют совершить здесь массовое сатанинское убийство, которое навсегда изменит историю планеты так, как хотят того Силы Зла. В этом им помогают местные преступники и продажные сотрудники милиции. Но не всем по нраву этот мистический и темный план. Ему противостоят члены некоего Тайного Братства. И, конечно же, наш главный герой, находящийся не в самой лучшей форме.


День народного единства

О чем этот роман? Казалось бы, это двенадцать не связанных друг с другом рассказов. Или что-то их все же объединяет? Что нас всех объединяет? Нас, русских. Водка? Кровь? Любовь! Вот, что нас всех объединяет. Несмотря на все ужасы, которые происходили в прошлом и, несомненно, произойдут в будущем. И сквозь века и сквозь столетия, одна женщина, певица поет нам эту песню. Я чувствую любовь! Поет она. И значит, любовь есть. Ты чувствуешь любовь, читатель?


Новомир

События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.


Запрещенная Таня

Две женщины — наша современница студентка и советская поэтесса, их судьбы пересекаются, скрещиваться и в них, как в зеркале отражается эпоха…


Красная точка

Действие романа разворачивается весной 1983 года, во времена, сильно напоминающие наши… Облавы в кинотеатрах, шпиономания, военный психоз. «Контроль при Андропове ужесточился не только в быту, но и в идеологической сфере. В школе, на уроках истории и политинформациях, постоянно тыкали в лицо какой-то там контрпропагандой, требовавшей действенности и сплоченности». Подростки-восьмиклассники, лишенные и убеждений, и авторитетных учителей, и доверительных отношений с родителями, пытаются самостоятельно понять, что такое они сами и что вокруг них происходит… Дмитрий Бавильский – русский писатель, литературовед, литературный и музыкальный критик, журналист.