Парламентская Фронда: Франция, 1643–1653 - [17]

Кстати, к самому факту бессудного убийства крайне непопулярного Кончини парламент отнесся с олимпийским спокойствием и о своих правах высшего судебного трибунала не вспомнил. Когда Людовик XIII попросил дать юридическое обоснование совершившеегося, парламентарии ответили: «Король не нуждается в оправдании своего поступка, да и личность покойного была незначительной — достаточно будет простого королевского письма (lettre de cachet)»[84]. Явно лукавя (речь все же шла о маршале Франции и первом министре), «стражи законности» сумели и оправдать государственный переворот, и уклониться от выполнения неприятной работы.

При Ришелье наметился третий этап в развитии французского абсолютизма. Для этого этапа было характерно перенесение центра тяжести на административные методы управления; поэтому я называю его этапом административно-судебной монархии. Он продолжался уже до самой революции. Новым для него был переход судебного аппарата управления в постоянную оппозицию к политике административного нажима.

А.Д. Люблинская высказала мнение, что уже поведение парламентариев на Ассамблее нотаблей 1626–1627 гг. «было своего рода поворотным пунктом в переходе от поддержки ими абсолютизма к оппозиции к нему»[85]. Думается, что это суждение следует соотнести (в отличие от А.Д. Люблинской) не с отказом принять предложенный Ришелье план форсированного выкупа королевского домена методом большого принудительного займа (план достаточно наивный и утопичный), но со впервые высказанным настойчивым требованием уничтожить институт провинциальных интендантов — придирчивых контролеров над местными судейскими и финансовыми оффисье.

В 1629 г. противодействие парламента сорвало утверждение большого королевского ордонанса, попытавшегося обобщить пожелания Генеральных Штатов 1614–1615 гг. и Ассамблеи нотаблей 1626–1627 гг. Его автором был хранитель печатей Мишель Марийяк (откуда неофициальное пренебрежительное название документа — «кодекс Мишо»)[86]. Многое здесь было неприятно для парламентариев, но особенно, ограничение срока представления ремонстраций двумя месяцами (ст. 53) и подтверждение в полном объеме контрольных прав провинциальных интендантов, включая их право принимать подлежащие исполнению решения в сфере взимания налогов (ст. 58). Чтобы добиться регистрации ордонанса, правительству пришлось прибегнуть к старинной процедуре «королевского заседания» (lit de justice): король 16 января 1629 г. лично явился в парламент и по его повелению огромный документ был зарегистрирован без оговорок.

Но взгляды правительства и парламента на значение этой процедуры были различны. Министры полагали, что королевский акт, зарегистрированный в присутствии монарха, должен исполняться немедленно, без оговорок и обсуждений. Однако парламентарии не желали согласиться с подобным лишением их права на ремонстрацию. Они еще могли бы добровольно отказаться от этого права — и поступали так в прошлом — если бы речь шла о конкретном эдикте финансового характера. Тогда в протоколах появлялась помета: «зарегистрировано по прямому приказанию короля» (правительство не возражало против такой «очистки совести», хотя такая оговорка и была своего рода сигналом для нижестоящих трибуналов о том, что с исполнением сомнительного акта можно не усердствовать). Но в данном случае был утвержден ордонанс, содержащий 461 статью, который не мог быть даже зачитан на «королевском заседании». Регистрация его при таких обстоятельствах в глазах парламентариев выглядела простой формальностью, проделанной из почтительности к личному присутствию монарха. К тому времени они уже осознали нецелесообразность прямой полемики на самих «королевских заседаниях», и с тем большим основанием рассчитывали на постатейное обсуждение ордонанса уже после его регистрации.

Узнав об этой просьбе парламента, королева-мать Мария Медичи (исполнявшая роль регентши из-за отъезда короля к армии), вначале «очень удивилась тому, что парламент хочет обсуждать тетради, верифицированные в присутствии короля». Но правительству всегда было трудно возразить против того довода, что после разбора его актов опытными юристами могут быть найдены еще более выгодные для него решения, и недаром даже Людовик XIV не ставил под сомнение само право верховных судов на «почтительные» ремонстрации. Поколебавшись две недели, королева дала разрешение обсудить ордонанс, создав выгодный для парламента прецедент на будущее. Правда, она отвела на обсуждение всего четыре месяца. При дотошности парламентариев этот срок был явно нереальным, но парламент и сам не спешил приближать момент неизбежной конфронтации: за 4 месяца были обсуждены всего 13 первых статей из 461, и по некоторым были подготовлены ремонстрации. По истечении срока дело замяли. Ришелье тогда был занят покорением гугенотов, организацией военных экспедиций в Италию и борьбой с враждебной ему придворной «партией» Марии Медичи, одним из лидеров которой как раз и был Марийяк. После падения Марийяка в ноябре 1630 г. о его Кодексе уже не вспоминали. Поскольку процедура обсуждения осталась незавершенной, у парламента появилось право считать регистрацию не состоявшейся