Парламентская Фронда: Франция, 1643–1653 - [19]

Важнейшей задачей провинциальных интендантов, число которых за пять предвоенных лет увеличилось вчетверо (с 5 в 1629 г. до 20 в 1634 г.)[90] и которые теперь стали именоваться «интенданты юстиции, финансов и полиции», стал сбор колоссально выросших налогов. Интенданты уже не только контролировали старые судебно-финансовые учреждения, финансовые бюро в генеральствах — эти присланные из центра люди начали переходить к прямому участию в местном управлении: при Ришелье они получили право взять в свои руки само распределение тальи. Если интендант видел, что местные оффисье финансового ведомства протежируют какому-нибудь богачу, занижая ему ставку налога — он имел право вмешаться и установить сумму сбора своей властью.

В этой обстановке традиционный судебный аппарат управления, хотя и не перестал обслуживать определенные интересы короны, оказывался в постоянной оппозиции к политике административного нажима. В ходе войны остро встал вопрос о путях развития абсолютизма. Судейский аппарат стоял за исторически выверенный, постепенный путь укрепления абсолютизма в рамках традиционной законности, но в военных условиях именно чрезвычайные методы управления оказывались наиболее надежными и соблазнительными. Конечно, оффисье защищали и свои корыстные, кастовые интересы: чтобы получить деньги на ведение войны, правительство взимало принудительные сборы и с оффисье; оно создавало и продавало новые должности, девальвируя тем самым ценность старых должностей. Важнейшим оружием верховных палат в их борьбе было право верификации королевских актов.

Едва началась война, как 20 декабря 1635 г. было устроено «королевское заседание» парламента, на котором были зарегистрированы целых 13 эдиктов о создании новых должностей. В самом Парижском парламенте должны были появиться 24 новых советника. Заседание было проведено в манере диктата, без зачитывания самих эдиктов — но когда через два дня советники малых (Апелляционных) палат потребовали проведения общего собрания для зачтения новых актов, первый президент отказал им в этом, и сам король своей властью запретил такое собрание. Это означало явное покушение на право ремонстраций: видимо, правительство хотело создать контрпрецедент в противовес данному в 1629 г. разрешению на постатейное чтение «кодекса Мишо» после «королевского заседания». Тогда молодые советники из Апелляционных палат пошли на обострение ситуации, прибегнув к своеобразной форме обструкции: они начали самочинно являться на заседания Большой палаты, требуя общего собрания. Первый президент не мог ни удалить их, ни вести обычную работу в их присутствии. Противоборствующие стороны сидели молча до того часа, когда председательствующий, следуя строгому регламенту, объявлял заседание закрытым. Последовали обычные репрессии с высылкой шести парламентариев. Парламент стал просить об их возвращении, король в этом отказывал… Под конец, правительство все же пошло на уступки: число новых советников было сокращено с 24 до 17. В этом виде эдикт был зарегистрирован 24 марта 1636 г., и высланным было даровано прощение.

Перемирие длилось недолго. Уже в 1637 г., вопреки протестам парламентариев, было создано 20 новых должностей парламентских советников, причем король лично прибыл в парламент, дабы принятие новых членов произошло в его присутствии. Но вплоть до самой Фронды старые советники, несмотря на внушения правительства, третировали новичков, всячески стараясь подчеркнуть их неравноправное положение.

В марте 1638 г. в Париже начались волнения рантье в связи с невыплатой им платежей по государственным рентам, и некоторые зачинщики их сходок были арестованы. Апелляционные палаты парламента потребовали созыва общего собрания специально по вопросу о рентах. Естественно, они получили отказ — правительство не могло позволить, чтобы верховный суд страны выступил защитником уже не только своих корпоративных интересов, но и горожан Парижа. Далее события развивались по обычному сценарию: самочинные вторжения младших парламентариев в Большую палату, временная высылка активных оппозиционеров. Апелляционные палаты даже объявили «забастовку», отказавшись исполнять свои прямые судейские обязанности, и возобновили работу только подчинившись прямому королевскому приказу.

После нескольких новых столкновений с правительством парламентарии в 1640 г. под впечатлением военных побед Франции присмирели и стали покорно регистрировать финансовые эдикты. Ришелье решил, что обстановка позволяет ему навести порядок в отношениях между правительством и парламентом. Прежде всего, в апреле 1640 г. королевской декларацией было установлено, что отныне младшие палаты отстраняются от участия в регистрации королевских актов. Это правило уже предполагал ввести в 1597 г. Генрих IV, но он приостановил действие своей декларации, получив обещание, что младшие палаты будут вести себя благоразумно — обещание, явно и неоднократно нарушенное.

В феврале 1641 г. на «королевском заседании» парламента был зарегистрирован эдикт о новых правилах ремонстраций[91]. В обширной исторической преамбуле перечислялись «прегрешения» верховного суда, противопоставлявшего себя королевскому правительству; верховным палатам в очередной раз запрещалось «заниматься делами, имеющими отношение к управлению государством», если только сам король не даст им такое поручение специальной грамотой. Эдикты политического характера должны были регистрироваться без всякого обсуждения. Что же касается финансовых эдиктов, то если они были зарегистрированы на «королевском заседании», их следовало исполнять без всяких препятствий, «однако наши оффисье могут сделать нам такие ремонстрации, какие сочтут нужными относительно способа исполнения этих эдиктов». Итак, несмотря на все давление сверху парламентарии все же получили зацепку, давшую им право обсуждать финансовые эдикты даже после их регистрации на «королевском заседании», под предлогом поиска наилучших способов их исполнения.