Парламентская Фронда: Франция, 1643–1653 - [18]
Следующий, 1631 г. ознаменовался резким обострением внутриполитической борьбы: за границу бежали Мария Медичи и наследник престола Гастон Орлеанский, начавший готовить планы вторжения во Францию, дабы покончить с властью ненавистного кардинала. В этой обстановке Ришелье стал отдавать явное предпочтение методам чрезвычайной юстиции, осуществляемой специально назначенными трибуналами. Открылось новое поле конфронтации с парламентом, отстраненным от процессов, интересующих правительство.
Когда арестованный маршал Луи Марийяк, брат смещенного хранителя печатей и активный противник Ришелье, обратился в Парижский парламент с просьбой рассмотреть его дело, король в феврале 1631 г. запретил это парламентариям. Маршала судила чрезвычайная комиссия, и, хотя формально дело было не политическим, а уголовным (полководца обвиняли в казнокрадстве), судьи правильно поняли желания кардинала, и маршал сложил голову на плахе.
Парламент ответил дерзкой политической демонстрацией. Когда 30 марта 1631 г. королевская декларация объявила пособников Гастона Орлеанского виновными в «оскорблении величества», парламент 26 апреля отказался ее регистрировать, «забыв» о том, что политические декларации монарха в принципе не подлежат обсуждению. Конечно, дело было не в сочувствии мятежникам, а в том, что парламентарии сочли обидным отстранение их от расследования столь важного казуса. Их решение было немедленно кассировано Государственным советом, и король заявил, что он отзывает декларацию из Парижского парламента и отправит ее для регистрации и обнародования непосредственно в бальяжи округа этого парламента. Несколько оппозиционеров были высланы из столицы, и депутации парламента пришлось напомнить монарху об установленном Людовиком XI принципе несменяемости судей, так что уже через несколько дней наказанные получили прощение.
В сентябре 1631 г. в Париже начала работать печально известная Палата Арсенала — чрезвычайный политический трибунал из специально назначенных судей, выносивший смертные приговоры без права приговоренных апеллировать в парламент. Последний запретил было собираться этому трибуналу, но тот сослался на приказ короля. Обращение парламента к монарху с просьбой о роспуске Палаты Арсенала привело лишь к резкому отказу и новым временным репрессиям.
В 1633 г., уже после разгрома мятежа герцога Монморанси, погибшего затем на эшафоте, парламент отказался регистрировать королевский эдикт, провозглашавший право монарха немедленно распорядиться должностями лиц, заочно осужденных за «оскорбление величества» (согласно ранее принятым ордонансам, на это требовался срок в пять лет). Акт был все же зарегистрирован, но для этого потребовалось провести специальное «королевское заседание».
Нормы чрезвычайного судопроизводства распространялись не только на политические процессы. В 1634 г. взошел на костер обвиненный в служении дьяволу луденский кюре Юрбен Грандье, пользовавшийся большим уважением своей паствы, но чем-то настроивший против себя лично Ришелье, чьи владения находились по соседству с Луденом. Судьба Грандье произвела особо сильное впечатление на французских юристов потому, что Государственный совет прямо запретил парламенту заниматься его делом. Обвиняемого судил чрезвычайный трибунал во главе с интендантом Лобардемоном. Между тем отношение Парижского парламента к ведовским процессам (в отличие от позиции большинства провинциальных судей) уже тогда характеризовалось рационализмом и скептицизмом. В 1624 г. он решил, что все нижестоящие трибуналы должны в обязательном порядке передавать ему на апелляционное рассмотрение все ведовские процессы, если на тех принимались решения о смертной казни или применении пытки. При этом парижские парламентарии очень строго проверяли доказательства вины и систематически смягчали приговоры, заменяя смертную казнь изгнанием или даже оправдывая подсудимых[88].
Как видим, позиция парламентов в их профессиональной сфере отнюдь не была ограниченно консервативной. Напротив, их противостояние административному произволу следует считать несомненной заслугой в утверждении норм правового общества. У судей была своя правда, и за нее они упорно боролись.
Наконец, в 1635 г. логика политики Ришелье привела к вступлению Франции в Тридцатилетнюю войну, и это окончательно определило перевес административных методов управления над судебными. Сразу же обозначился беспрецедентный рост военных расходов. Если в год начала войны поступления от тальи в королевскую казну составляли 7,3 млн. ливров, то через 8 лет они составили 49,8 млн. — стремительный взлет за 8 лет почти в 7 раз![89]
Общий доход за это же время вырос с 51,6 до 80,3 млн. л. Вопреки давнему стремлению политиков французского абсолютизма (и самого Ришелье) перенести центр тяжести налогообложения на косвенные налоги, никем не контролируемый крестьянский побор талья стал основой доходной части бюджета.
Понятно, что львиная доля государственных расходов приходилась на армию, ее штаты необычайно выросли. Соответственно усложнились задачи управления ею, возложенные на госсекретариат военных дел. Выросли и его штаты: если в конце XVI в. считалось нормой, что каждый госсекретарь имеет в своем распоряжении всего одно бюро, то военное министерство к 1659 г., когда война закончилась, имело их уже целых пять. Для нужд текущего управления было создано немало должностей ординарных военных комиссаров: должности чисто административные, очень недорогие и очень хлопотные — для энергичных молодых людей они могли стать хорошим началом карьеры. Выше их, в масштабе целой армии, управлением стали ведать назначаемые из центра армейские интенданты. Старинный пожизненный сан коннетабля, главы всей военной администрации страны, отмер после кончины в 1626 г. последнего коннетабля Ледигьера. Раньше именно коннетабль, аристократ-военный, назначал всю администрацию, ведавшую управлением полевых армий — теперь такие назначения производились военным министерством. Остались маршалы Франции — но без своего главы, коннетабля, они уступили свои управленческие функции в армии гражданской администрации, превратившись просто в военных специалистов, полководцев в прямом смысле слова.
