Парикмахерия - [51]

«Я достаю из широких штанин

Дубликатом бесценного груза.

Смотрите, завидуйте…»

Завидовать было нечему. Не в смысле — «как у комара» — с этим-то у Ивашки вполне. А в смысле попадизма. Или — попаданства, или — попадуйства. Не в смысле: Ивашка — пришелец из другого времени, а в смысле разницы в росте. Многие мои современники даже и не задумываются о том, насколько высокие каблуки у дам — необходимый атрибут любовных приключений в некоторых формах. То есть, мы, конечно, инстинктивно чувствуем — высокий каблук это красиво, хорошо, правильно. Но вот для чего конкретно…

А здесь каблуков нет вообще. Мужчины изобретут их лет через двести. Для себя, естественно. Поэтому все здешние дамы — маленькие. В высоту. «Рост Эллочки-людоедки был комплиментом даже самому плюгавенькому мужчине». Психологически — комплиментарно, геометрически — не конгруэнтно.

Кудряшкова бабёнка вообще была босая. А когда Ивашка пинком по пяткам заставил её раздвинуть ляжки, то разность высот стала совершенно принципиальной. Ивашко ругался, дёргался, пристраивался. Но — не попадал. «Непопаданец». Об особенностях попаданства я тут недавно целую лекцию вообразил. А вот о «непопаданстве» как-то не задумывался. Как-то казалось очевидным. Как-то неактуально… И тут мой «верный» и первый слуга… наглядно актуализирует. Ну, если он и с этой задачей не справиться — точно выгоню. «Идиот полный» мне не нужен. Исключительно — «неполный».

Принципиальные вопросы надо решать принципиально. Ивашко отпустил, наконец, штаны, которые немедленно рухнули мешком ему на сапоги, подхватил даму под правую коленку, поднял и установил коленку на столе. Потом, продолжая непристойно ругаться, стукнул бабёнку по хребту кулаком, переменил руки, и воздвиг на стол вторую дамскую коленку. Фигура дамы из категории «пристольно-наклонённая» перешла в категорию «настольно-раскоряченная». Да, «идиот», но — «не полный». Найдено коренное, идеологически принципиально новое, позиционное решение.

Дама сразу же попыталась уползти. За что получила ещё разок по хребтине. В принципе, я её понимаю: при разведении ног под таким углом требуется определённая физическая подготовка. Ещё не цирковая или, там, акробатическая, но на уроки физкультуры в средней школе ходить надо. Хотя какая здесь, в этом среднем средневековье, средняя школа? Тем более — с уроками физкультуры.

Ивашка переместил опорную руку с основания шеи на поясницу, другой рукой приподнял бабе задок и, определившись, наконец, с геометрией, «дослал». Почему-то это движение всегда у меня ассоциировалось с досыланием патрона в ствол. Вот так идёт затвор у винтовки или АК. Только здесь нет обязательного запирающего доворота в конце. Ну и правильно — там же не порох, отдачи не будет. А то, когда ведёшь огонь из автомата, да с левого плеча, да из положения лёжа… Когда затвор постоянно мечется, лязгает перед лицом, когда повести ствол вправо означает поймать эту железяку себе в глазик… Нет, нам пулемёт в любви не к чему, СВД куда более уместна.

«Досыл» прошёл успешно. Дама — охнула, Ивашка — выразился. Она выгнулась, инстинктивно пытаясь отодвинуться. И тут же снова получила кулаком между лопаток. Тогда она улеглась щекой на наш неструганый стол, закрыла глаза и вполне безысходно «отдалась ритмическому покачиванию». Ритм Ивашко держал. Не так стабильно как Ринго Старр. Тот, говорят, стучал по своим барабанам два часа без перерыва и не разошёлся с метрономом в соседнем помещении даже на четверть такта. «Мужчине свойственно чувство ритма. Только не надо ему мешать» — говаривал Жванецкий. Ивашке это чувство свойственно не вполне, но для Верхней Угры — сойдёт. На флоте такая ритмика называют «килевая качка». В отличие от «бортовой», которая тоже является элементом некоторых форм сексуальных игр хомосапиенсов.

Кто-то из эмигрантских русских писателей упоминает российских аристократок, оказавшихся в Стамбуле после разгрома Врангеля, где они использовались в качестве «женщин без спроса». То есть, клиенты их согласия не спрашивали, наклоняя в удобную для себя позу в ближайшей подворотне или закоулке. Другой русский писатель из почвенников, приводит как-то восторженный рассказ исконно-посконного молодого православного крестьянина о поездке в город в богоспасаемой Российской империи: «Там бабы из фабричных — такие голодные. Ты ей хлеба горбушку дашь — так она под тобой её и сожрёт».

Поскольку, с одной стороны, Кудряшкова ничего в ходе происходившего процесса не жевала, а с другой — Ивашко явно её согласия не спрашивал, то передо мной был вариант из жизни российской аристократии. Что вполне возможно: если бы я тут не появился, то Кудряшок с женой понаделали бы, возможно, кучу детишек. Их отпрыски, может быть, стали бы российскими дворянами. И, изгнанные из страны волей трудового народа, вернулись бы, наверное, к исконно-посконному, к своим глубоко народным корням. Шелуха культуры, воспитания, цивилизации довольно легко слетает с большинства людей при изменении условий существования. Проще: когда кушать очень хочется.

Бабёнка ритмически охала, пыталась уползти, пыталась встать поудобнее. Если раньше для Ивашки было слишком низко, то теперь стало слишком высоко. Он уже и на цыпочки поднимается. Наконец, ему это надоело. Он ухватил бабу за ворот рубахи и одновременно нажал на крестец. От этого полузадушенной даме пришлось приподняться передней половиной тела и чуть опуститься задней. Ивашка убедился в совпадении взаимодействующих горизонтов, удовлетворённо крякнул и продолжил свой «проходческий» процесс. Уже не сопровождая его высоко-эмоциональными и резко негативно окрашенными выражениями и междометиями.