Парень с большим именем - [175]

— А ну, замолчите все! Ничего вы не понимаете.

Затем принялся объяснять, что у него есть на огороде и как одно от другого отличить.

Мы, не сговариваясь, подумали, что Гриша будет смеяться над нами, и, когда вышли в поле, уже не спрашивали, что растет там. Но Гриша сам начал разговор. Он сорвал какой-то колос и спросил, что это: рожь, пшеница? После этого нельзя было молчать, и мы сознались, что не знаем. Тогда Гриша показал и рожь, и пшеницу, и овес, и просо, и ячмень. Пшеницу и ячмень мы долго путали: и то и другое усастое. Но Гриша ни разу даже не усмехнулся.

На высоком берегу Инсы остановились. Видно было далеко-далеко, пожалуй, всю Мордовию. Страна эта теплая, солнечная, голубая. Голубели поля, леса, луга, реки. Было видно много сел, и при каждом обязательно мельница-ветрянка приветливо помахивала крыльями, будто зазывала нас в гости. Гриша показывал нам на села, на речки, на леса, называл их по именам и рассказывал всякие интересные истории, какие бывали там.

В одном селе живет слепой мальчик. Он километров на десять уходит один. И реку Инсу переходит один по тоненькой-тоненькой жердочке. В другом есть бездонный овраг. Весной или в дождь, сколько бы ни лилось в него воды, через пять минут не будет ни капли. В третьем живет собака, которая ходит одна в лавочку. Хозяйка даст ей в зубы корзинку, в нее записку к продавцу. Продавец уложит в корзинку хлеб, колбасу, мясо, что угодно, и собака ничего не тронет.

— Это ты врешь, — сказали мы. — Перед самым носом колбаса, мясо — и не тронет? Врешь! Сочинил!

Тут Гриша обиделся:

— Сочинил? Ладно. Молчать будем, — и долго молчал.

Насилу мы его уломали еще рассказать что-нибудь.

Середь прогулки Гриша вдруг спохватился:

— Мне домой надо. Председательша меня на день отпустила, а ночью, говорит, лошадей пасти будешь.

Мой ровесник Гриша уже работал в колхозе: боронил, пас лошадей, ворошил сено. К нашему приезду у него в колхозной книжке было записано шестьдесят два трудодня.

— А ты завтра опять с нами, — стали мы уговаривать Гришу.

— Так и гулять каждый день, — буркнул он сердито и убежал.

На другой, на третий и на четвертый день, так с неделю, мы гуляли одни. Адашевские ребята были на работе: окучивали картошку, пололи огороды, ворошили и сгребали сено, нянчили своих меньших братьев и сестренок. Гришу я встречал всякий день, но каждая встреча получалась у нас все хуже и хуже. Один раз он тащил от Инсы две большие охапки березовых веников для козы на зиму.

Я крикнул:

— Гриша, погоди меня!

Он остановился.

— Отнесешь веники — пойдем купаться, — позвал я.

— Ишь раскупался! — сказал он и сердито пошел дальше. А я остался с обидой.

В другой раз он шел на конный двор с уздой в руках и, когда я окликнул его, даже не остановился. Я догнал его и сказал:

— Какой генерал, и остановиться не хочет!

— Нам некогда расстаиваться со всякими…

— С какими? — пристал я.

— Вот прилип! — огрызнулся он и прибавил шагу.

Конный двор был недалеко, там колхозники запрягали лошадей, и я не стал больше приставать к Грише. В третий раз получилось еще хуже. Гриша со своим деревенским приятелем лежал на колхозном току, стерег снопы. Оба ели репу. Я подошел и попросил:

— Угостите меня репкой!

Гриша будто ничего не слышал, а приятель его показал мне кукиш и крикнул:

— Проваливай! Вас белым хлебом кормят.

Гриша молча взглянул на меня, но лицо у него было такое же, как у приятеля.

Тут я разозлился не на шутку. Я кинулся к детдому как ошпаренный и крикнул нашим самым шалунам-коноводам:

— Пошли!

— Куда?

— К Гришке Бакулину. Воровать репу.

— Вот догадливый! — засмеялись ребята. — Да мы давно уж кушаем и репку и огурчики.

Они поманили меня в высокий конопляник. Там, в ямке под охапкой сена, был целый склад репы, огурцов, моркови, гороху.

— У кого нарвали? — спросил я.

— Рвали — имен не спрашивали. Ешь!

Но мне хотелось досадить именно Гришке, я пробрался к нему в огород и опустошил полгрядки репы. Я не съел ни штучки, от злости мне и есть не хотелось, а выдергал и разбросал по сторонам.

На другой день меня и еще трех парнишек послали в лавочку за хлебом. Получили мы хлеб, идем мимо конопляника, где склад огурцов, и вдруг над коноплей поднялась Гришина голова. Потом взмахнула рука, и в спину мне шлепнулся камень.

Мы тут же положили хлеб на траву и тоже взялись за камни. Гриша не пустился удирать, а один пошел на нас четверых. Мы оробели перед такой смелостью, подхватили хлеб и побежали домой. А Гриша кричал нам вслед:

— Воришки, дармоеды! — и сыпал камень за камнем.

Во время обеда наша заведующая Анна Павловна как-то по-новому поглядела на меня, потом подошла, погладила по плечу и сказала:

— Ты что плохо ешь? Невкусно, что ли?

Во мне все так и дрогнуло. Я сразу, в один миг понял, что я в самом деле воришка, дармоед и еще хулиган. Гриша прав, когда и говорить со мной не хотел и сыпал в меня камнями. Хлеб и щи застряли у меня в горле.

— Невкусно? — переспросила Анна Павловна.

Я ничего не сказал и заплакал.

Анна Павловна ласково взяла меня за плечи и позвала:

— Пойдем ко мне.

У нее в комнате лежала на столе груда огурцов, моркови, репы и разной ботвы, свежей и повялой.