Папство и Русь в X–XV веках - [87]

Споры между папой и собором в Базеле привели к новому расколу, часть прелатов во главе с председателем собора кардиналом Чезарини переехала в Феррару. 8 января 1438 г. папа открыл в этом итальянском городе собор, на котором должен был решаться вопрос об унии церквей. На соборе присутствовали представители греческой церкви, прибывшие вместе с императором Иоанном VIII и константинопольским патриархом Иосифом. В их числе были представители и трех других восточных патриархов (сами они отказались поехать), до 20 архиереев, клирики Софийского собора и несколько ученых богословов. Прибыли представители из Валахии и Грузии.[601]

Позднее (8 октября 1438 г.) прибыли и представители от русской церкви. Во главе их стоял незадолго до этого назначенный из Константинополя русским митрополитом грек словакского происхождения Исидор, занявший в последующих событиях одно из первых мест. С Исидором приехало до 200 человек, между которыми, однако, был лишь один высший представитель церкви — суздальский епископ Авраамий. Многочисленность русских представителей подчеркивала, что для церковной унии с восточной церковью особое значение имела уния с церковью русской. Для обеих сторон вопрос об унии на Феррарско-флорентийском соборе был вопросом чисто политическим.

Если для греков уния имела практическое значение единственно в том, что только под этим условием можно было рассчитывать, через посредничество папы, на помощь от европейских государств против наседавших все более турок, то для Рима Византия в политическом отношении уже не могла являться в это время главной целью: в Риме достаточно понимали обстановку, чтобы не обольщаться пустой надеждой на уничтожение турецкого владычества на Востоке. Больше того, приходилось серьезно опасаться дальнейшего турецкого нашествия на Европу.

Что же в таком случае составляло для Рима политическую цель унии в 1439 г.? Эту цель следует видеть прежде всего в Руси, в подчинении папству стран и народов, подвластных московскому великому князю. В этом только и мог быть реальный смысл церковной унии для папства и для тех сил феодальной Европы, которые стояли за ним. Привлечение Московской Руси в папский лагерь являлось для этих политиков осуществлением самых смелых мечтаний. При этом условии можно было вернуться к надеждам противостоять туркам, отстоять Константинополь, остановить их нашествие на Балканах, создать им прямую угрозу с севера и востока. С другой стороны, папство неожиданно для себя оказывалось перед осуществлением своих многовековых устремлений на восток.

Наконец, такое укрепление папского лагеря должно было существенно изменить соотношение сил между ним и его политическими противниками, поддерживавшими враждебный папству Базельский собор. И с этой точки зрения позиция Москвы была также очень важна для Рима, тем более, что Польша вследствие политики Ягеллонов перестала в это время быть «верной дочерью» в глазах римской курии.

Католическая версия истории Флорентийского собора дошла до нас в своеобразной форме диалога, составленного папским чиновником Андреа ди Санта Кроче и дополненного в 1638 г. библиотекарем Ватикана Джустиниано. Этот документ, хотя он и содержит некоторые ценные указания, в общем очень субъективен, неточен и не. может дать ясной картины всех событий.[602]

Главным источником по истории Флорентийского собора обычно считается труд грека Сиропула, опубликованный еще в XVII в. Робертом Крейтоном. Сиропул был главным экклесиархом собора св. Софии в Константинополе, одним из крупных греческих церковных деятелей из числа пяти ближайших советников и помощников константинопольского «вселенского» патриарха, так называемых «ставрофоров». Он принимал активное участие во всех работах собора и составил его историю, имеющую мемуарный характер. Она носит выразительное название: «Правдивая история неправедной унии между греками и латинянами».[603] Однако уже давно установлено, что изложение Сиропула тенденциозно и сильно искажает действительный ход событии. В значительной мере виновником этих искажений был издавший Сиропула Крейтон.[604] Страдают тенденциозностью также греческие «Деяния Флорентийского собора» — плод усилий ученых секретарей и проунионистской редакционной обработки, вошедшие в многотомный свод католической истории соборов Манзи.[605] Сохранились также описания деятельности Флорентийского собора, принадлежащие перу русских участников событий, — епископа суздальского Авраамия[606] и суздальского иерея (он называет себя священноиноком) Симеона.[607] Около 1461 г. неизвестным автором на Руси была написана еще одна история собора, известная под названием «Слово избрано…».[608]

Кроме упомянутых, особый интерес вызывает сочинение некоего русского клирика, изданное еще в 1598 г. в городе Остроге, являвшемся в ту пору крупным центром юго-западного русского православия.[609] Это сочинение существенно дополняет другие сохранившиеся источники по истории Флорентийского собора и дает яркую картину того бесчинства, под знаком которого было проведено оформление флорентийской унии. Рукопись этого сочинения была еще в 30-х годах прошлого века обнаружена в Ватиканском архиве и кратко описана русским исследователем С. Шевыревым.