Папство и крестовые походы - [15]

Церковники агитируют. Поход бедноты. Был ли он крестовым? Слухи о Клермонском соборе и его постановлениях[17], о предстоящем походе на Иерусалим были быстро разнесены тысячеустой молвой повсюду, «вплоть до морских островов». Начались сборы в поход, и раньше всего во Франции. В атмосфере религиозного возбуждения в разных местах появились фанатически настроенные проповедники, звавшие своих слушателей в бой за христианские святыни.

Часть этих проповедников выполняла официальное задание папы. На другой день после произнесения своей речи Урбан II созвал епископов и поручил им «со всей душою и силою» начать проповедь крестового похода в своих церквах. Позже он дал специальные поручения ряду влиятельных епископов и аббатов: один должен был действовать в долине реки Луары, другой — в Нормандии и т. д.

Сам папа тоже остался во Франции. В течение восьми месяцев он разъезжал по стране, призывая к крестовому походу; Урбан II посетил Лимож, Анжер, выступал на церковных соборах в Туре и в Ниме. «Где бы он ни был, — пишет современный хронист, — везде он предписывал изготовлять кресты и отправляться к Иерусалиму, чтобы освободить его от турок и прочих племен». Кроме того, Урбан II рассылал красноречивые послания с такими же призывами во Фландрию, в Болонью, в Геную.

Помимо высокопоставленных представителей католической церкви, действовали и рядовые — монахи, юродивые. В подтверждение того, что крестовый поход — «дело не человеческое, а божеское», они сочиняли всякого рода «священные небылицы» — о вещих снах, видениях, чудесах.

Наибольшую известность среди этих фанатических проповедников «священной войны», выступавших главным образом в Северо-восточной Франции, в Лотарингии, в прирейнских городах Германии, приобрел монах Петр Пустынник.

Современные хронисты, а вслед за ними и более поздние историки рисуют его экзальтированным фанатиком. Вместе с тем известно, что это был человек, обладавший незаурядным ораторским талантом: его речи оказывали сильное воздействие не только на народ, но и на феодалов. Самый образ жизни и все поведение Петра Амьенского (его иногда называют так по месту рождения), аскетизм, «бессребреничество», щедрые раздачи бедноте денег и другого добра, которое стекалось к нему из каких-то источников, не указываемых хронистами, — все это вместе с пылкими речами снискало ему особую славу среди крестьян: они видели в нем «божьего человека» и толпами шли за ним, как за «пророком господним». Цели крестового похода, провозглашенные папством, народная масса воспринимала по-своему: программа католической церкви как бы перерабатывалась в соответствии с интересами крестьянства, по существу враждебными интересам и целям церковно-феодальных организаторов крестового похода.

Петр Пустынник призывает к крестовому походу (С гравюры по рис. Доре)

Уже зимой 1095/96 г. во Франции собрались тысячные отряды бедняков — мужчин, женщин, детей, готовых отправиться в дальние края. Еще сильнее, чем фанатичные проповеди, действовала на массы крестьян страшная нужда, царившая в то время в деревне.

Голод заставлял крестьян торопиться. Сборы бедняков протекали поэтому в какой-то лихорадочной спешке. Крестьяне бросали свои лачуги, сбывали за бесценок все, что можно было продать. «Никто из них не обращал внимания на скудость доходов, не заботился о надлежащей распродаже домов, виноградников, полей», — говорит Гвиберт Ножанский, очевидец происходившего. «Каждый, стараясь всеми средствами собрать сколько-нибудь денег, продавал все, что имел, не по стоимости, а по цене, назначенной покупателем, чтобы не позже других вступить на стезю господню». У Гвиберта Ножанского, который, конечно, не мог до конца понять настоящих побуждений крестьянства, создавалось впечатление, что бедняки словно умышленно разоряли себя: «Все дорого покупали и дешево продавали... За дорогую цену покупали все то, что нужно было в дорогу, продавали дешево, чтобы получить средства для похода». Они спешили, указывает хронист, и это выражение четко характеризует настроение крестьянской массы. О величайшей поспешности, с которой бедняки стремились сняться с места, говорят и многие другие летописцы: крестьяне, казалось, горели нетерпением отправиться в путь.

Конечно, очень многие были опьянены религиозной экзальтацией: не было недостатка в фанатиках, истово молившихся или даже выжигавших кресты на теле, — это было вполне естественно в условиях того времени. Но прежде всего крестьяне торопились потому, что они не могли и не хотели ждать сеньоров. Крепостные довольно натерпелись от них. Они спешили поскорее избавиться от своих притеснителей, и это стремление заглушало все благочестивые мотивы, звучавшие в крестьянской массе.

Урбан II и другие церковники, видя, какое широкое брожение в деревне вызвали призывы к крестовому походу, предприняли попытки задержать крепостных. Ведь папство, побуждая Запад к войне за Иерусалим, целило, главным образом, в рыцарство. Содействовать бегству крепостных от своих господ едва ли входило в планы апостольского престола и его служителей на местах. Но удержать деревенскую бедноту теперь уже было невозможно.