Пансионат - [9]

Когда они подходят к корпусу, серовато-палевой кубической глыбе в змеистых трещинах и прямоугольных наростах балконов, на ступеньках пусто, лишь один немолодой дядька докуривает сигарету у перил. Щелчком сбрасывает окурок в вечнозеленые кусты внизу и скрывается в дверном проеме.

— Все уже сожрали, — трагически предполагает Пес. — Рряв!

Они входят в вестибюль. Квадратная тетка за стойкой с ключами смотрит неприязненно.

— Вы не подскажете, как пройти в столовую? — спрашивает Тим.

— Номер, — без выражения отвечает она.

— Что?

— Какой номер?

— У нас? Двадцать седьмой, — учтиво вступает Контесса. — Полулюкс, южный.

— Почему не сдали ключ?

— А смысл? Мы же все вместе уходили, — Пес изнывает в нетерпении. — Столовка у вас где?

— Ключ сдавать на вахту, на обед не опаздывать, второй этаж налево, чтобы в последний раз, — монотонно говорит тетка. И умолкает, как будто в ней закончился завод.

Столовая большая, просторная, заполненная хорошо если на треть. Они присматривают себе столик у дальней стеклянной стены, в которую влипают с той стороны разлапистые листья южных деревьев. Стол накрыт на четверых: какие-то салатики, компоты, глубокие тарелки, ложки, общая алюминиевая супница на всех. Пес с невнятным рычанием бросается за стол первым, оттеснив дам, Контесса возводит глаза к потолку и жеманно опускается рядом, Белора протискивается к стеклу, увлекая за собой Тима.

Рыська остается стоять.

— Придвинь себе стул, — советует жующий Пес. — И тарелку возьми с того стола.

Бородатый мужчина в фартуке, громыхая, развозит на тележке порции второго. Сумрачно смотрит на Рыську из-под мохнатых бровей:

— Переставлять нельзя.

За соседним столиком с аппетитом доедают первое трое молодых парней. Один из них, ушастый, с наглыми черными глазами, широким жестом загребает воздух в сторону Рыськи:

— Девушка, идите к нам! Тут не занято.

— Пока, — уточняет второй, худенький и в очках. Все трое смеются.

Она сглатывает, кивает и садится рядом с ними. Не все ли равно.

Парень в очках придвигает к ней супницу, Рыська набирает себе тарелку борща, он, неожиданно для столовской еды, пахнет одуряюще вкусно. Голод становится зверским, вот что значит купаться в ноябре, и на какое-то время вытесняет собой все. Ни как кого не обращая внимания, она целеустремленно молотит ложкой и зубами, обсасывает мясо с кости, вгрызается в черный хлеб.

А ребята за столом смотрят вдаль поверх ее головы:

— Клевая вон та, которая с краю.

— С какого?

— Ну, с красивыми ногами.

— Ага. Убей мне того ковбоя.

— С челкой, дурик!

— А-а. Не знаю, по-моему, вторая как раз больше ничего. Третий размер!

— Вы из какого номера?

Последний вопрос адресован Рыське, но доходит до нее не сразу. Спрашивает белобрысый, в очках. Она лихорадочно пережевывает и проглатывает то, что во рту и отвечает с опозданием:

— Двадцать седьмой.

— Ух ты! Соседи. Мы из двадцать шестого, как раз напротив. А вы кто?

— То есть?

— Ну, вы же, наверное, эти, как их… ролевики, реконструкторы?

— Ролевики.

— Прикольно. А мы студенты. Я Стас. А это Игорь и Андрей.

Игорь и Андрей поворачивают головы, среагировав на свои имена, кивают и снова отвлекаются на молоденьких девочек у противоположной стены.

— Рысь.

Все трое опять смотрят на нее в легком ошалении, с цивилами оно всегда так. Потом Стас кивает:

— А, ну да. Очень приятно.

— Он нам второе думает везти или как, этот хмырь? — риторически спрашивает самый высокий из них, кажется, Игорь. Привстает, выискивая хмыря с тележкой сканирующим взглядом.

— Привезет, — успокаивает его Стас. — В нем же программа, все четко, без глюков.

— Ага, два раза.

— Ну слушай, не допускаешь же ты мысли, что они люди.

— Кто? — спрашивает Рыська.

Стас загадочно понижает голос:

— Эти, которые здесь работают. Ну, персонал.

Из его дальнозорких очков со значением глядят в упор большие и выпуклые, как у стрекозы, голубые глаза. Это он так шутит, наконец доходит до Рыськи. Ну и дурак. Нашел, где и когда.

Она смотрит на своих. Пес чуть ли не влип всей мордой в тарелку с борщом, Контесса аристократично поклевывает салатик, а силуэты Тима и Белоры обозначаются темным и матовым на фоне стекла, без лиц, без деталей. Там, за стеклом, замечает Рыська, начинается дождь, всю стену равномерно обседают прозрачные бусинки капель.

К соседнему столу подъезжает тележка, хмурый мужик протягивает Тиму тарелку, тот ставит ее перед Белорой. Рыська отворачивается.

— Мы типа раньше пришли, — недовольно бормочет Игорь.

— А те, кто сзади нас, уже едят! — с готовностью подхватывает ушастый Андрей. Стас морщится.

Через две минуты лязгающая тележка подкатывает и к ним. Официант, Рыське он скорее напоминает служителя морга, точными движениями автомата выдает на стол четыре тарелки второго, курицы с рисом. Рыське достается кусок грудки, она больше хотела бы ножку, но попросить поменять порцию не решается и только говорит:

— Спасибо.

Мужик не реагирует, тележка дребезжит дальше по столовой. Стас глядит на Рыську глазами грустной стрекозы. Поясняет:

— Они не могут быть людьми. Людей больше не осталось, только мы. Это данность, надо привыкнуть.

Андрей советует ему заткнуться. Получается невнятно из-за волокон мяса, застрявших у него в зубах, где он безуспешно ковыряется языком. Игорь ест сосредоточенно, спортивно, без лишних движений. Рыська смотрит в тарелку. На куске мяса дрожит лоскут пупырчатой кожи, омерзительный, жирный. Рыська залпом выпивает компот и встает из-за стола.