Панкомат - [9]
— Пиздец!
— Пиздец!
— Пиздец!
Зе взял гитару и заиграл. Студенты заулыбались, видно, родные духи в воздухе закружились. Юрий принялся стучать по столу, изображая барабан. Петр едва рот открыл, чтобы петь, и все ему стали подпевать. И даже я стал подпевать, хотя слышал все это в первый раз.
Мне нравилось, что никто в этом городе у меня ничего не выяснял. Я не люблю врать. Взламывая переписку Джона Вулфа в Интернете, я пытался узнать, ищут ли меня здесь, или же всем по-барабану. Все зависело от степени ущерба, мною нанесенного, а я этого никак знать в точности. Хотя то, что ущерб был, не вызывало сомнений, и мне стоило быть начеку даже здесь, в городе, который был мне почти родным.
— Я был однажды на собрании поэтов, — сказал Петр.
— Ты читал стихи? — спросил я.
— Нет. Я тогда не писал стихов. Мне казалось, что это — не по мне. Я хотел почитать стихи Александра Хуева.
— Они бы тебя не поняли, — заметил Зе.
— Они меня и не поняли.
— Но ты читал?
— Да. Я читал. Они меня знают. Но ведь как устроен человек! Наш город не такой уж большой, чтобы постоянно не встречать одних и тех же людей на улице. Но они нисколько не удивились — они меня не замечают, будто где-то в мире есть еще один такой человек, который вдруг вызвался почитать стихи прямо в эпицентре моральных пауков. Есть поэты, которых рвет. А есть те, которых лошили на улицах, и, прячась на крыше, они не знали, чем им заняться. Так они стали писать, онанируя втихаря. Они писали о любви, о колосьях, еще они констатировали факт, что Пушкин был. Они и сейчас только тем и занимаются, что констатируют факт, что Пушкин был. Пушкин, блядь, был. Как будто мы все этого не знаем. Как будто никого уже больше не будет.
Среди них очень много гомосексуалистов и педофилов.
Это факт.
Но, Но! Все это происходит лишь от того, что мы с вами ничего не делаем! Нам говорят, что есть правда, но разве это — наша правда?
Если бы в нашем городе жил Володя Высоцкий, он был подался в бандиты, потому что его бы никто в серьез не воспринял. Один поэт — кум руководителя отдела в администрации. Другой — кум другого кума. Третий — кум губернатора. Важно именно это. Слово «качество» не имеет никакого значения.
— Выпьем! — вскричал Зе.
— Выпьем! — ответил Юрий.
— Выпьем!
— Налей!
— Водки мне!
— За революцию!
— Революция!
Это слово звучало здесь, наверное, ежедневно. Но относительно Октября, это был еще глубокий, добомбистский период, и я был уверен, что дальше лозунгов и возлияний ничего не пойдет. Если б у них были деньги…..
Но сейчас очень много красивых вещей, и, появись они, деньги, их тут же захочется потратить именно на них.
Пещера Аладдина — ничто в сравнении с современными магазинами!
Стройные ряды музыкальных центров.
VHS, уходящий в ночь разума.
DVD.
И, о, ты, король человеческой воли, сотовый телефон! Что золото в сравнении с тобой!
— Водки!
— Давай!
— За революцию!
Мобильная связь не была разработана спецслужбами. Но оболванивание масс за счет цветных экранов, камер и полифонии вряд ли происходила без их наблюдения.
Чак Паланик, по большому счету, пассажир.
Еще, будучи под подозрением, я разрабатывал план побега. Я знал каждое свое действие от «А» до «Я». Пакет с поддельными документами лежал в надежном месте. Существовал способ моментального удаления данных со всех жестких дисков. На флэш носителях у меня вообще ничего не хранилось: я знал, как легко это делается. Средь бела дня ты замечаешь двух сомнительных чуваков, которые появляются из ниоткуда. Нет, они не идут за тобой вслед, они тут же хватают тебя под белы рученьки. Тут же откуда ни возьмись, появляется флэш-карта. Вот и улики.
Конечно, никто не даст гарантии, что это — именно ваша карта и именно ваши данные. Но это уже другой вопрос.
Когда взяли A.S. Antysoft, альтернативная среда впала в отчаяние.
О, A.S. Antysoft! Ты — Нео мира нашего. Кто тебя избрал? Матрица ли сама тебя нашла, чтобы не скучно было ей от своего могущества. Ведь Пифия — она сама почти что матрица. Она почти что так и сказала Нео. Я поражался тому, как, будучи богом, A.S. Antysoft сохранил свою простоту в людях.
Но ему дали 15 лет.
Это испытание.
Мне, может, стоило пойти за ним, чтобы понять, что свет истины где-то далеко, что нужно пройти….
И что я здесь делаю?
У меня есть фальшивые документы. Но теперь я так обнаглел, что положил их всех в долгий ящик. Даже брат мой, у которого я сейчас живу, нихрена не спрашивает. По/х. Он — сварщик. Моя область кажется ему сферой богов.
Почему я вернулся из Штатов? А х.е. знает. Надоело. Янки. Пуританство. Для этого и существует Шварценеггер, чтоб от скуки у людей говно в жопе в камень не превращалось.
— Вот еще одна песня, — сказал Петр.
— А давайте вмажем! — предложил здоровяк-студент Саша Сэй.
Бесконечность можно выразить в плоскости, или в виде фигуры во множестве измерений, но, когда вы смотрите в небо, эта система не очевидна — нужно приложить усилия или задействовать внутреннего демона. Но если он молчит, можно воспользоваться чужим. Все открытия сделаны давно, и кажется, все новое может возникнуть лишь в виртуальном мире, переложенным на плечи визуальных эффектов. Каким древние видели мир? А кто-то считает, что жизнь циркулирует, и более того, физика плавно перетекает в метафизику. Можно сказать, что вы начинали свой путь от одноклеточной водоросли, чей миг был короток — в поисках магического сахара, она давно стала частью биологической массы.
«Я путешествую… и внезапно просыпаюсь в предрассветной тишине, в незнакомом гостиничном номере, в бедной стране, где не знают моего языка, — и меня бьет дрожь… Лампа возле кровати не зажигается, электричества нет. Повстанцы взорвали мачты электролинии. В бедной стране, где не знают моего языка, идет маленькая война». Путешествуя по нищей стране вдали от дома, неназванный рассказчик «Лихорадки» становится свидетелем политических преследований, происходящих прямо за окном отеля. Оценивая жизнь в комфорте, с определенными привилегиями, он заявляет: «Я всегда говорю друзьям: мы должны радоваться тому, что живы.
Он встретил другую женщину. Брак разрушен. От него осталось только судебное дозволение общаться с детьми «в разумных пределах». И теперь он живет от воскресенья до воскресенья…
Василий Зубакин написал авантюрный роман о жизни ровесника ХХ века барона д’Астье – аристократа из высшего парижского света, поэта-декадента, наркомана, ловеласа, флотского офицера, героя-подпольщика, одного из руководителей Французского Сопротивления, а потом – участника глобальной борьбы за мир и даже лауреата международной Ленинской премии. «В его квартире висят портреты его предков; почти все они были министрами внутренних дел: кто у Наполеона, кто у Луи-Филиппа… Генерал де Голль назначил д’Астье министром внутренних дел.
А вы когда-нибудь слышали о северокорейских белых собаках Пхунсанкэ? Или о том, как устроен северокорейский общепит и что там подают? А о том, каков быт простых северокорейских товарищей? Действия разворачиваются на северо-востоке Северной Кореи в приморском городе Расон. В книге рассказывается о том, как страна "переживала" отголоски мировой пандемии, откуда в Расоне появились россияне и о взгляде дальневосточницы, прожившей почти три года в Северной Корее, на эту страну изнутри.
Герои книги Николая Димчевского — наши современники, люди старшего и среднего поколения, характеры сильные, самобытные, их жизнь пронизана глубоким драматизмом. Главный герой повести «Дед» — пожилой сельский фельдшер. Это поистине мастер на все руки — он и плотник, и столяр, и пасечник, и человек сложной и трагической судьбы, прекрасный специалист в своем лекарском деле. Повесть «Только не забудь» — о войне, о последних ее двух годах. Тяжелая тыловая жизнь показана глазами юноши-школьника, так и не сумевшего вырваться на фронт, куда он, как и многие его сверстники, стремился.
"... У меня есть собака, а значит у меня есть кусочек души. И когда мне бывает грустно, а знаешь ли ты, что значит собака, когда тебе грустно? Так вот, когда мне бывает грустно я говорю ей :' Собака, а хочешь я буду твоей собакой?" ..." Много-много лет назад я где-то прочла этот перевод чьего то стихотворения и запомнила его на всю жизнь. Так вышло, что это стало девизом моей жизни...