Панкомат - [2]
— Я - бос-сяк.
И это было правдой. Чистой, немного колючей, но без лишнего зоновского оттенка, как в других, более серьеньких, более алчных русских городах.
— Ебать ту Люсю! — сказал Сергей. — И ч-чо ты тут один сидишь?
— А и не знаю, — ответил я.
— Ды ладно.
— Да честно.
— А?
Он наклонил голову, точно член политбюро в годы угасания.
— Чо а?
— …….
— А… И ч-чо?
Он встал в позу приблатненного ожидания.
— Откуда я знаю, чо, — ответил я, — делать нечего. Пиво пью.
— Ебать колотить, — голос его заколебался, кося под актеров тридцатых годов, — Пиво я тоже может, пью. И что с того? И ч-чо, а?
— И ничего.
Сергей Демьян, босяк по понятиям, в тапочках мог ходить и зимой и летом. На все сезоны у него существовала одна куртка, в одной из карманов которой где-нибудь обязательно был приныкан косяк.
Нычкование косяка — вещь важная. Ибо большое количество местных бос-сяков никогда не сидело в тюрьме, а их мечтой было чистое, незапятнанное, воображение. Понятия запрещали им работать. Они бухали, курили, пропивая скрысенное у товарищей добро, на том и все.
— Ну и хули ты смотришь? — не выдержал он, — Пойдем, вместе попьем. А?
— А бабки есть?
— А у тебя что, нету?
— Сто рублей.
— О, нихуя себе. Сказанул. Хо. Да на сто рублей мы можем в дюпль напиться. В усрачь! Ко мне вчера Ф-футболл приходил. Ну, чо? Ну…. Я чисто сидел, понял. Кино там, порево разное шло. А он еще с улицы понял, маяковал мне, я не видел… Кароче, заходит…Ебать кораллы, говорит. Чо ты тут дома сидишь? Ты, да слышишь, я ему отвечаю, Ф-футбол, притормози. Присядь, Кароче. Побазарим. Ну, выпили мы, и он забыл, зачем он ко мне пришел. А теперь чисто колбасит, ха-ха, с утра. А я тебя видел. Ты пиво пил. Чисто один. Как непацан.
— Пил.
— О, еб ты. Пил. А меня увидеть ты забыл?
— Ну.
— Да хули ну. Баранки гну. Поехали. Там пацаны на хате сидят, ебаный в рот! Водки у них — море, блядь. Ламборджини…
— В смысле.
— В смысле.
— Бабушку зовут Ламборджини. Мужа убила. Дети ее лежат, закопаны в саду. Еб ты. Да там такое дело, Валерик, такая хрень, что ни в сказке сказать, ни пером описать. А пацаны. Ну, чисто ништяк… Чисто пацаны. Она приходит. Старая. В гроб пора. А не берут ее в гроб, блядь. Рассказывает. Ваня, блядь…. Убила она своего Ваню.
— Да ладно.
— А ты как думал. Это тебе не пыль с печенья сдувать. Хуля там.
….Старая бля….
….Мы как-то в подвал залезли — там винища!
…. Она столько там добра запасла, наверное, хоть в ад с собой забрать. Будет там чисто чертей кормить. Да хули толку. Там, в аду, ее взъебут по первое число….
…. У Ф-футбола был чисто….
Обычно, человек и его речь — тянитолкай, разогнанный спецсредствами. Это вовсе не говорит о том, что все и вся пьют и курят, хотя субъективный взгляд — это зачастую уникальнее, чем слушать голос Большого взрыва. Человек может как прочувствоваться, так и проощущаться. Демьян же, очевидно, был с бодуна, и потому ему хотелось говорить много, не по теме, не на шутку погоняя.
Так, он то и дело напоминал, что он — бос-сяк.
Футбол — это был временный, но вдруг проявившийся (почти как в фотованночке) — товарищ.
Был еще Вася — светлый армян, который с ним пил сидр («чисто Сидора пили»).
Маман работала в мясном отделе. («Ма, дай полтинник. Но хуй вам, ребята, хуй вам»).
У Демьяна была родная сестра, которая была по ушли влюблена в очень худого юношу, у которого в его осьмнадцать лет было двое детей, и от этого всего юноша этот глобально убегал. И уже намечался и третий ребенок — разумеется, в чреве демьяновой сестры.
— Хули! Родиться ума большого не надо! А вот жить! Правильно я говорю? — он повернулся к кондукторше.
— Ой, видали мы таких умных! — выстрелила она в ответ.
— Все мы вышли из пизды! В пизду и вернемся!
— Ты сам то понял, что сказал? — спросил я.
— Д-ды ладно.
Так, в стучащем желто-красном трамвае, можно было тарахтеть в любом городе России, и, по большому счету, мне было все равно, где я теперь находился. В годы, когда Интернет только появился, многие пережили нешуточный восторг. Но, познавая кишки этого явления, ты понимаешь, что это — секс с резиновой бабой, и только поступки могут дать тебе определенный драйв. Я даже не вспоминаю про Митника — то было очень узкие годы. Мысль о структурах была более ячеистой. Теперь же все затмили пара десятков тэгов html, который можно развернуть лентой, полосой, струей. Вкупе с картинками это и дает ощущение свободы и новизны.
Каждый отдельный человек — претендует.
На самом же деле, это вряд ли далеко ушло от аппарата класса «Женя Сёмин-1».
Возможно, что я упустил несколько лет. Но улицы были все те же. Выходцы из колхозов вечерами выходили к бордюрам и там ожидали, с кого бы сбить барсетку. Вечерами их можно было определить по полусогнутой, выжидательной, технике ходьбы.
Они всегда были в трико и туфлях.
Армянский вариант.
Машины стали немного лучше. Сотики. К этим самым сотикам уверенно двигался лощеный человек. Спорт наконец-то был по-настоящему обречен, и лысенькие пацаны уже давно, как вышли из моды.
Демьян пялился то в одно окно, то в другое. Он напоминал суетливого ребенка. Встречаясь взглядами с людьми, он концентрировался, и волосы на его голове двигались, точно хохолок у попугая.
Бесконечность можно выразить в плоскости, или в виде фигуры во множестве измерений, но, когда вы смотрите в небо, эта система не очевидна — нужно приложить усилия или задействовать внутреннего демона. Но если он молчит, можно воспользоваться чужим. Все открытия сделаны давно, и кажется, все новое может возникнуть лишь в виртуальном мире, переложенным на плечи визуальных эффектов. Каким древние видели мир? А кто-то считает, что жизнь циркулирует, и более того, физика плавно перетекает в метафизику. Можно сказать, что вы начинали свой путь от одноклеточной водоросли, чей миг был короток — в поисках магического сахара, она давно стала частью биологической массы.
Герои книги Николая Димчевского — наши современники, люди старшего и среднего поколения, характеры сильные, самобытные, их жизнь пронизана глубоким драматизмом. Главный герой повести «Дед» — пожилой сельский фельдшер. Это поистине мастер на все руки — он и плотник, и столяр, и пасечник, и человек сложной и трагической судьбы, прекрасный специалист в своем лекарском деле. Повесть «Только не забудь» — о войне, о последних ее двух годах. Тяжелая тыловая жизнь показана глазами юноши-школьника, так и не сумевшего вырваться на фронт, куда он, как и многие его сверстники, стремился.
Повесть «Винтики эпохи» дала название всей многожанровой книге. Автор вместил в нее правду нескольких поколений (детей войны и их отцов), что росли, мужали, верили, любили, растили детей, трудились для блага семьи и страны, не предполагая, что в какой-то момент их великая и самая большая страна может исчезнуть с карты Земли.
«Антология самиздата» открывает перед читателями ту часть нашего прошлого, которая никогда не была достоянием официальной истории. Тем не менее, в среде неофициальной культуры, порождением которой был Самиздат, выкристаллизовались идеи, оказавшие колоссальное влияние на ход истории, прежде всего, советской и постсоветской. Молодому поколению почти не известно происхождение современных идеологий и современной политической системы России. «Антология самиздата» позволяет в значительной мере заполнить этот пробел. В «Антологии» собраны наиболее представительные произведения, ходившие в Самиздате в 50 — 80-е годы, повлиявшие на умонастроения советской интеллигенции.
"... У меня есть собака, а значит у меня есть кусочек души. И когда мне бывает грустно, а знаешь ли ты, что значит собака, когда тебе грустно? Так вот, когда мне бывает грустно я говорю ей :' Собака, а хочешь я буду твоей собакой?" ..." Много-много лет назад я где-то прочла этот перевод чьего то стихотворения и запомнила его на всю жизнь. Так вышло, что это стало девизом моей жизни...
1995-й, Гавайи. Отправившись с родителями кататься на яхте, семилетний Ноа Флорес падает за борт. Когда поверхность воды вспенивается от акульих плавников, все замирают от ужаса — малыш обречен. Но происходит чудо — одна из акул, осторожно держа Ноа в пасти, доставляет его к борту судна. Эта история становится семейной легендой. Семья Ноа, пострадавшая, как и многие жители островов, от краха сахарно-тростниковой промышленности, сочла странное происшествие знаком благосклонности гавайских богов. А позже, когда у мальчика проявились особые способности, родные окончательно в этом уверились.
Самобытный, ироничный и до слез смешной сборник рассказывает истории из жизни самой обычной героини наших дней. Робкая и смышленая Танюша, юная и наивная Танечка, взрослая, но все еще познающая действительность Татьяна и непосредственная, любопытная Таня попадают в комичные переделки. Они успешно выпутываются из неурядиц и казусов (иногда – с большим трудом), пробуют новое и совсем не боятся быть «ненормальными». Мир – такой непостоянный, и все в нем меняется стремительно, но Таня уверена в одном: быть смешной – не стыдно.