Памяти Петра Алексеевича Кропоткина - [42]

Это постановление послужило материалом для всеподданнейшего доклада, сделанного ген.-ад. Мезенцовым 9 сентября 1876 г. в Ливадии. Доклад подводит итоги всей розыскной работе III отделения и дает окончательный ответ на вопрос о виновниках происшествия 30 июня 1876 года. Он является последним этапом, который убеждает, что III отделение так до конца и осталось в полнейшем неведении относительно действительной обстановки бегства Кропоткина.

Всеподданнейший доклад, который мы приводим в кратком изложении, указывает, что «успех организации и выполнения плана бегства Кропоткина, выработанного в течение пятинедельного пребывания Кропоткина в арестантском отделении госпиталя, находит себе полное объяснение в преступном поведении смотрителя этого госпиталя полк. Стефановича.»

«24 мая с. г. содержавшийся в доме предварительного заключения князь Кропоткин, по болезни, переведен был в секретный номер арестантского отделения. Как арестант весьма важный, князь Кропоткин вызвал необходимость принятия особых исключительных мер строгости заключения, как со стороны управляющего Третьим отделением с. е. и. в. канцелярии, так и со стороны лиц прокурорского надзора, наблюдавших за ходом производившегося о нем следствия.

Об установлении исключительного надзора т. с. Шульц счел нужным предупредить начальника госпиталя ген.-м. Штрандмана особым письмом, а лица прокурорского надзора поручили офицеру отдельного корпуса жандармов то же самое, на словах разъяснить начальнику госпиталя, и при этом передачу книг и свидания с родственниками Кропоткину разрешались не иначе, как по пропуске и в присутствии того же жандармского офицера. Ввиду того, что смотритель госпиталя по закону есть начальник хозяйственной и полицейской частей в госпитале, а равно и всех чинов, к сим частям принадлежащих, начальник госпиталя ген.-м. Штрандман особою резолюциею на письме тайного сов. Шульца, 27 мая, возложил на полк. Стефановича обязанность письменно разъяснить дежурным офицерам о принятии относительно Кропоткина исключительных мер предосторожности с целью устранения всякой возможности Кропоткину сноситься не только с лицами посторонними, но и со служителями. Этого распоряжения полк. Стефанович не исполнил. К делу представлен самим Стефановичем собственноручный отпуск приказа…, который должен быть признан подложным и составлен смотрителем позднее в свое оправдание, не только потому, что подлинный приказ не отыскан, но и потому, что все последующие распоряжения полк. Стефановича диаметрально противоположны смыслу этого приказа. Этими распоряжениями он сделал невозможным надзор со стороны дежурного офицера; сам не предпринял ни одной меры строгости и, наконец, уничтожил самую силу закона по содержанию кн. Кропоткина, как секретного арестанта. Даровав ему льготы, ниже сего перечисленные и предоставленные законом только генералам, штаб- и обер-офицерам, находящимся на излечении в госпитале, полк. Стефанович поставил Кропоткина в глазах дежурных, караульных, служителей и других арестантов — не арестантом, а лицом привилегированным, — князем, и, что всего замечательнее, по собственному его сознанию, сам в своих распоряжениях руководствовался тем же взглядом. Разрешив кн. Кропоткину, вопреки установленным правилам и несмотря на запрещение дежурного офицера, на второй день заключения его в арестантском отделении госпиталя, пользоваться домашним обедом, смотритель открыл возможность лицам посторонним проникнуть внутрь арестантского отделения, и арестанту разрешено было гулять в общем саду. Не воспользовался он этим разрешением только потому, что главный врач Величковский, которому смотритель предъявил бумагу, не согласился допустить прогулку по саду, а избрал для этой цели арестантский двор. После сего полк. Стефанович, с 12 июня, дозволил секретному арестанту гулять по двору, в сопровождении двух госпитальных служителей, отменив, таким образом, параграф 9 инструкции дежурным офицерам, требующий наряда за гуляющими арестантами конвойных. Последствием подобного произвольного распоряжения явилось для кн. Кропоткина возможность сноситься с служителями. Полк. Стефанович оправдывает свои действия недостатком нижних чинов в карауле… Об этом обстоятельстве, как равно и о самом разрешении арестанту прогулок, полк. Стефанович вовсе не доложил начальнику госпиталя. Самое его оправдание несогласно с истиной, потому что некоторые дежурные офицеры от себя посылали конвойных следить за прогулками арестанта и, наконец, сам полк. Стефанович, за несколько дней до побега, при том же числе караульных, отменил свое распоряжение и стал посылать для надзора за кн. Кропоткиным караульных. Это последнее обстоятельство, не объясненное полк. Стефановичем, заставляет предполагать умышленность его действий: подготовив рядом последовательных послаблений кн. Кропоткину план бегства, близившийся к концу, он в решительную минуту — и в своих объяснениях всю ответственность за побег старается возложить на конвойных, — устраняет госпитальных служителей. Подобное же незаконное распоряжение полк. Стефановича открыло кн. Кропоткину ворота арестантского двора, — это последнее препятствие для осуществления плана побега. До нынешнего лета на дворе арестантского отделения складывались в небольшом количестве дрова лишь для отопления собственного флигеля. Затем ныне по распоряжению смотрителя, за недостатком в госпитале места, как он поясняет, начали возить на арестантский двор и дрова из общего госпитального запаса. Разрешение подобной меры по закону зависело от комитета госпиталя, постановляющего свои решения по журналам, которые передаются для исполнения по принадлежности. В данном случае полк. Стефанович не мог сослаться на подобное постановление, так как, по словам главного врача, члена комитета, подобного вопроса не решалось, а что, напротив того, он, Величковский, не раз говорил смотрителю о неудобстве ставить дрова на арестантском дворе. Постоянный привоз дров требовал и постоянного отпирания ворот, которыми заведывал служитель Александров. 30 июня в условленный для побега час, когда пролетка стояла за открытыми воротами, Александров отошел от ворот, предоставив арестанту беспрепятственно исполнить задуманное. Ко всему изложенному остается добавить, что полк. Стефанович, разрушая последовательно, по мере возрастания смелости арестанта кн. Кропоткина, все преграды к осуществлению плана бегства, так обдуманно составленного в стенах секретной камеры арестантского отделения, весьма редко посещал это отделение и никогда не присутствовал при обеде или прогулках Кропоткина, столь серьезно рекомендованного его исключительному вниманию».