Памяти Лизы Х - [6]

Лиза обняла ее: спасибо, береги себя, ты ведь адрес знаешь, напиши мне. И я тебе напишу. Она пошла к дверям, обернулась, Пелагея плакала, мужик терпеливо стоял рядом, похлопывая ее по плечу.

Вокзал был старинный, обшарпанный, внутри прохладный. Здание немецкого стиля с чешуйчатой округлой крышей. Как будто знакомый с детства — обычный европейский вокзал, как в Вене.

Посередине высокий зал, и два по бокам, перегороженные деревянными будками. Телеграф, камера хранения, комната матери и ребенка.

Под потолком ворковали голуби, рядами стояли темные деревянные скамьи, высокие окна были пыльные, почти непрозрачные вверху.

Лиза посидела на скамье, она любила суету вокзалов, но никогда одна, всегда за руку с матерью, с няней. Вокзал означал для нее пирожные в буфете, газированную воду, отдых у моря, новые города. И потом обязательное возвращение в их огромную квартиру, где диваны были закрыты простынями, окна занавешены. Мать распахивала занавески, раскрывала окна, врывался городской шум, квартира наполнялась светом. Лиза прыгала на кресла, носилась, но потом уставала и к вечеру засыпала мгновенно.

Она пыталась вспомнить и вызвать в себе вокзальную радость детства. Не получалось. И плакать сейчас нельзя. Надо успеть до темноты придти в свое новое жилье. Вынула из рюкзака бумажку с адресом. Встала быстро, все будет хорошо, как решили. Как решил отец. Толкнула тяжелую резную дверь и вышла на вокзальную площадь.

В тени под навесом лежали люди, милиционер уныло гнал их. Они нехотя приподнимались, топтались на месте и ложились снова.

Она прошла к широкой неасфальтированной площади, к ней подкатил носильщик с двухколесной тележкой — темный худой человек в грязной белой рубахе, рваных штанах, босой. Нет, нет, покачала головой.

У вокзала выстроились лошади с крытыми повозками, ослики, запряженные в двухколесные деревянные арбы. За кем-то приехал большой фыркающий автомобиль.

Она быстро пошла, стараясь не смотреть по сторонам, к трамвайной остановке под деревьями. Воздух был горячий, горьковатый, летел тополиный пух.

На остановке было много народу. Узбеки в черных тюбетейках, у многих за ухо заложены веточки с сиреневыми мелкими цветочками, на ногах калоши, или просто босые. Местные женщины в платках и цветных широких платьях. Две были в паранджах, стояли в отдалении. Лиза никогда не видела такого. Два черных кокона, как они дышат там, что видят через эту черную сетку?

Русские были одеты привычно: светлые недлинные платья без рукавов, мокрые подмышками, некоторые обмахивались веерами. Мужчины в мятых рубашках навыпуск, некоторые в соломенных шляпах. Лица были темные, загорелые. Короткие выбеленные солнцем волосы. Лиза рассматривала людей с любопытством, которое вдруг вселило в нее радостную уверенность. Теперь она справится, люди нравились ей, она представляла их работу, жизнь, все казалось уже знакомо. Жизнь как везде, работа, дом, на столе еда, уютный спокойный вечер, радостное свежее утро, и день, непременно созидательный, полезный.

Подошел трамвай номер три, толпа заволновалась, люди напирали, суетились.

Наконец, и она втиснулась, прижимая к себе чемодан и рюкзак. Кондуктор сидел на возвышении, в белой косоворотке, с рулончиками билетов на потертом кожаном ремешке. Закричал по-русски: передавайте за проезд!

Трамвай ехал медленно, дребезжал, вожатый выходил передвигать ломом рельсы на развилках. Сначала тащились по широкой безлюдной улице, среди простых побеленных домов, потом мимо красивых старинных зданий, как в Москве, как в Вене, только маленьких, двухэтажных: банк, аптека, какие-то присутственные места. Встречались необычные для нее — из серого фигурного кирпича, с высокими полукруглыми окнами, с маленькими башенками по углам. Вдоль улиц текли узкие арыки, их сторожили высокие тополя с белеными стволами. На углах сидели торговцы какой-то мелкой едой. Трамвай завернул к скверу с посыпанными красным песком дорожками, с памятником в центре, с огромными широкими деревьями за низкой черной чугунной решеткой.

Лиза вышла на второй остановке после сквера, на Пушкинской, свернула с широкой улицы на бульвар с заброшенным сухим фонтаном и облезлыми гипсовыми пионерами по кругу.

Сверилась с планом на бумажке, повернула на неширокую улицу с белыми домами. Улица Новая. Дома были одноэтажные старые, с рельефными украшениями по карнизам, над окнами и парадными, укрепленные треугольными выступами из стен.

Улица была пустая, прохладная в тени высоких деревьев, стволы их были побелены. Напоминали строй солдат времен войны восемьсот двенадцатого года в белых штанах. В узких арыках вдоль тротуара журчала вода, кружились в пыли скукоженные ранней жарой коричневые листья.

Наконец, она нашла нужный дом. Бледножелтый, на окнах решетки ромбиком, иссохшая парадная дверь и ржавый козырек над ней, дверная ручка висела на одном гвозде. Видно было, что ее давно не открывали. Со стороны переулка были деревянные ворота и калитка в них. Постучала, покричала, никто не отвечал. Она открыла щеколду и вошла. Ее встретил пустой тенистый двор с топчаном посередине, узкий стол с лавками, колонка, огородик, яблони. Во двор выходили терраски, некоторые застекленные — цветные стекла красиво переливались в лучах вечернего солнца.