Памяти Лизы Х - [5]
«Забрали, забрали», стучали колеса.
— Ты, дочка, извиняй, Пелагее тоже спасаться надо. У тебя своя жизнь впереди, сокроешься там в родственниках, и ей сокрыться надо. У нее ж никого. Ни денег, ни хаты.
Лизе стало жалко ее, видя, как та переживает, одинокая, немолодая уже. Как она поедет назад одна, и куда? Вдруг маму выпустили, и родители уехали. А потом приедут к Лизе, заберут ее с собой в тихое спокойное место, в Крым, или в Туапсе, или на дачу в Болшево.
Может и квартира заперта, и Пелагее негде ночевать. И вообще у нее своего угла нет.
— Пелагея, поезжай с ним. Возьми половину денег и поезжай.
— Ну вот как я тебе брошу, — тихо завыла она.
— Ты меня не бросаешь. Сказал отец довезти, вот и довезешь. Я уже сама дальше. Ты же сама говорила комсомолка, комсомольцы не боятся. Все. Доедем до Ташкента, и поезжай на стройку, мне письма писать будешь. И я тебе.
Лиза вдруг почувствовала легкую победную взрослость. Свое первое важное решение в жизни, доброе и правильное.
Наутро Лиза побежала за кипятком одна. Успела, не расплескала ни капли.
Уверенно спускалась по шатким ступенькам, придерживала платье. На станции гулял ветер, нес обрывки газет, сухие листья.
Купила три вареные картошины у старушки, завернула в платок. Сырой горячий узелок обжигал руки. Гордо принесла: вот, завтракать будем.
— Умничка моя, не пропадешь.
Мужик отрезал хлеба, насыпал соли на газетку.
За пару дней между ним и Пелагеей возникла легкая смешливая дружба. Лиза наблюдала за ними и поражалась домработнице. Она прожила у них пять лет, неразговорчиво, строго, а тут вдруг болтает без умолку, смеется громко, кокетничает, как девушка, которую сватают. Строила планы: буду обеды стряпать, а киркой ты махай. В другой раз отказывалась: пауки там, змеи, боюси.
Лиза поняла, что Пелагея решилась и не вернется в Москву. И в свою северную деревню тоже не вернется. Отец останется совсем один в квартире.
Пелагея жила в комнатке при кухне, тщательно убранной, почти всегда закрытой на ключ. Вот теперь в другом далеком месте Пелагея заведет себе аккуратную комнатку.
— А что, Лизавета, поедешь с нами, — мужик говорил уверенно, как о чем-то давно решенном, — будешь нам дочкой, комнату дадут сразу, раз мы с дитем семейные. Покухаришь, и в Ташкент поедешь учиться, мы тебе деньги посылать будем на прожитье.
Лиза смеялась: забирайте невесту, я одна управлюсь. Меня уже ждут.
— Управишьси, Лизанька? — робко заглядывала в глаза Пелагея. Видно было, что мужик ей нравился, и хотелось новой независимой жизни. Не прислугой при господах, а своей, хозяйской.
— Конечно, поезжай, и письма мне пиши потом!
После Актюбинска вагон наполовину опустел. На станциях в поезд садились казахи с молчаливыми женами. Тихо пели, долго жевали, глядя в окно, молились, шевеля губами.
Дождливые деревни, перелески исчезли. За окном тянулась бесконечная желтоватая пустыня, редкие поселки, верблюды, лежащие в тени невысоких узловатых деревьев возле глинобитных низких домов с маленькими грязными оконцами.
На лавочках сидели женщины в цветных платках, повязанных сзади, не как у русских, под подбородком.
На дощатых помостах стояли синие железные бочки с водой. Серые кусты саксаула, низкие деревья, печально гомонящие птицы в пыльной листве.
К поезду на станциях подходили местные, продавали твердый сморщеный урюк, барбарис, сухари, тонко нарезанные сухие ломтики яблок. Лиза жевала яблоки, смотрела на желтый песок до горизонта, ровное небо без единого облака. Поезд ехал быстро, укачивал, мысли рассеивались. Как будто жизнь замирала в ней, накапливала силы, готовясь к неизвестной цели.
Наконец, вдали показались горы, все чаще поезд останавливался в маленьких городках. Встречались большие дома из серого кирпича, двери и оконные рамы были выкрашены синей краской. Высокие деревья с широкими пыльными кронами, быстрые узкие речки.
— Ну вот и подъезжаем.
Люди стали собираться, укладывать вещи. Даже Лиза испытывала радостное волнение, как будто это привычная дорога в Крым заканчивалась, и наступали счастливые каникулы.
Замелькали узкие немощеные улицы, беленые стены складов, расплетались, множились рельсы, на дальних путях стояли товарные вагоны, дымили паровозы, и, наконец, поезд остановился у 0 асфальтированного перрона с ажурным железным навесом. На перроне суетились люди, носильщики, стояли красноармейцы с ружьями.
Они вышли на перрон.
Мужик пошел узнавать про поезд на Карши. Пелагея проводила его недоверчивым взглядом. Видно было, что нервничает: вдруг передумает, не возьмет ее с собой. Лиза обняла ее, зашептала: он сейчас придет.
Они тревожно всматривались в толпу. Идет, идет. Вернулся с двумя калачами: пожуйте, девушки. Пелагея разломила свой калач и протянула половинку мужику. Тот отнекивался, но потом взял. Лизе стало стыдно. Ей в голову не пришло поделиться. Может, у него на три калача и денег не было.
— Ну прощайтесь, — сказал мужик, подхватил пелагеин узел и отошел в сторону.
— Лизанька, дай перекрестить тебе, и поеду я. Будь здорова, вот ты жизню увидала, не страшно, постоять за себе смогешь! Не доверяй никому, кушай впрок. Вот тут денежку тебе батя дал, а я тебе крестик дам — на шею не одевай, спрячь куды. Бог дасть, все живы будем!
Три подружки, Берта, Лилька и Лариска, живут в послевоенном Ташкенте. Носятся по двору, хулиганят, надоедают соседям, получают нагоняи от бабушек и родителей, а если и ходят окультуриваться в театр или еще какую филармонию, — то обязательно из-под палки. В общем, растут, как трава, среди бронзовых Лениных и Сталиных. Постигают первые житейские мудрости и познают мир. Тот единственный мир, который их окружает. Они подозревают, что где-то там, далеко, есть и другой мир, непременно лучше, непременно блистающий.
Что можно хотеть от женщины, которая решила выйти замуж? Да еще к середине ночи? Да еще не за тебя?Что можно хотеть от другой женщины, которая выступает на театральной сцене? Да еще когда ты сам сидишь в зрительном зале? Да еще во время спектакля?Что можно хотеть от третьей женщины, которую встретил в вечернем клубе? Ну, это понятно! А вот что можно хотеть от мужчины, встреченном в том же вечернем клубе? Вот это – непонятно совсем!А что они все могут хотеть от тебя?
«Старость шакала» – повесть, впервые опубликованная в литературном журнале «Волга». Герой повести, пожилой «щипач», выходит из тюрьмы на переломе эпох, когда прежний мир (и воровской в том числе) рухнул, а новый мир жесток и чужд даже для карманного вора. В повести «Посвящается Пэт», вошедшей в лонг-листы двух престижных литературных премий – «Национального бестселлера» и «Русской премии», прослеживается простая и в то же время беспощадная мысль о том, что этот мир – не место для размеренной и предсказуемой жизни.
История трех поколений семьи Черноусовых, уехавшей в шестидесятые годы из тверской деревни на разрекламированные советской пропагандой целинные земли. Никакого героизма и трудового энтузиазма – глава семейства Илья Черноусов всего лишь хотел сделать карьеру, что в неперспективном Нечерноземье для него представлялось невозможным. Но не прижилась семья на Целине. Лишь Илья до конца своих дней остался там, так и не поднявшись выше бригадира. А его жена, дети, и, в конце концов, даже внуки от второй жены, все вернулись на свою историческую родину.Так и не обустроив Целину, они возвращаются на родину предков, которая тоже осталась не обустроенной и не только потому, что Нечерноземье всегда финансировалось по остаточному принципу.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Евгений Полищук вошел в лонг-лист премии «Дебют» 2011 года в номинации «малая проза» за подборку рассказов «Кольцевая ссылка».
"Запах ночи" - полный вариант рассказа "Весна в Париже", построенный по схеме PiP - "Picture in Picture". Внутренняя картинка - это The Dark Side of the Moon этого Rock- story.Вкус свободы стоит недешево. Все настоящее в этой жизни стоит дорого. Только не за все можно заплатить Visa Platinum. За некоторые вещи нужно платить кусочками своей души.Выбирая одно, ты всегда отказываешься от чего-нибудь другого и уже никогда не узнаешь: может это другое оказалось бы лучше.