Памяти Есенина - [34]

Шрифт
Интервал

Впрочем, здесь мы уже выходим за пограничную линию искусства.

Валентина Дынник

II

СТИХИ

В. Александровский. «Эту боль, тупую, как дерево»

Эту боль, тупую, как дерево,
Нынче мыслями не разрубить.
Умер в городе сумрака серого,
Кто любил среди ландышей жить.
Жизнь принял любовно и ласково,
Но мачехою она была,
И над снежной и каменной маскою
Среди песен сгорел ты до тла.
Но не бойся ты вечера синего,
Все пройдет. И под шорох ветвей
Будет песня звенеть соловьиная
Над твоею могилой, Сергей.

Ник. Аренс «Из кабака и на погост»

Из кабана и на погост,
Мы шли. Осенний воздух вспенен.
Был удивительно ты прост,
Трагический Сергей Есенин.
Что гениально — просто. Так.
Но люди редко понимают,
Что это — углубленный знак
Сияющего синью Мая.
Ты говорил; «Покину их»,
Искал Ширяевца могилу…
И на руках рыдал чужих,
Незабываемый и милый!
Писали много о тебе,
И многое еще напишут;
Но, кажется, порою мне,
Что эти строки правдой дышут!
Распятья путь тебе и мне;
Но сердце радостью согрето,
Что в голубеющей стране
Два повстречаются поэта.
Москва, 10 феврале 1926.

Николай Алексеевский. «Ты ушел от нас в страну заката»

Ты ушел от нас в страну заката.
Все равно: рукав иль бечева, —
Номер иль бревенчатая хата,
Где в петле пропала голова…
Не был я с тобою в дружбе тесной,
Но не может сердце не скорбеть!
Много их живут, поющих песни,
Только им по-твоему не петь.
Им не петь о милой, уходящей,
Васильковой да ржаной Руси…
Только ты нам в город гомонящий
Запах ржи и поля приносил.
Ты пришел пропеть о жеребенке,
Что, закидывая ноги к голове,
Мчался с поездом на-перегонки
По широкой, по степной тропе…
Как и он, не зная сил и меры,
Как и он, ты не хотел понять,
Что такого не было примера,
Чтоб коня железного догнать.
Задыхаясь, оба вы упали:
Ты и он — твой розовый скакун.
Оттого по вас родные дали
Разметали синюю тоску.
Ты ушел от нас в страну заката.
Все равно: рукав иль бечева,
Номер иль бревенчатая хата,
Где в петле пропала голова…

Варвара Бутягина. «Я тебя не знала, ни любила»

Я тебя не знала, ни любила,
А в руках мучительная дрожь:
Ты теперь о солнечном, о милом
Ничего нам больше не споешь.
Разве жизнь такая уж плохая,
Что не стоит на нее смотреть?—
В синий холод гроб твой, колыхая,
Мы опустим в земляную клеть!
Не дождется на косом крылечке, —
Приплетется старенькая мать
И уйдет заупокойной свечкой
По родному сыну догорать.
Милый, милый! Что же ты наделал,
В сизой мути юность прокутив!
Ведь тебе бы в полдень загорелый
Чуять жизни бешеный разлив.
Ведь тебя облюбовали зори,
Выбрав в песнях розовый насест.
Так зачем же ты, с какого горя.
Над самим собой поставил крест?
30 декабря 1925.

Галина Владычина. «Ты теперь добыча молвы»

Ты теперь добыча молвы,
Достояние жалоб и слез.
Не сносить тому головы,
Кто, как ты, беспризорным рос.
Позабыть бы и год, и число,
Этот липкий нахмуренный снег,
Увидать в этот день зло
Мог воочию человек.
И слова разбегаются вдруг,
Голос мой бездыханным стал,
Когда вспомню грохочущий стук
Паровозных колес и вокзал.
Заметавшихся лиц волна
С перепуганной дрожью губ.
Гроб твой встретила вся страна
Похоронной удалью труб.
Мертвой жгучей петлей по сердцам
Ты хлестнул, как ярым бичом.
Этот тайный, жестокий шрам
Всюду мы с собой понесем.
Не сносить тому головы,
Кто, как ты, беспризорным рос.
Пусть мой стих, как пучок травы,
Над могилой твоей вместо слез.

Галина Владычина. «Мы виновны в твоей печали»

Мы виновны в твоей печали,
Что за горло схватило петлей.
Мы не выпытали, не угадал и,
Как бороться с самим тобой.
Оттого не нашлось у нас силы,
Не нашлось и такого плеча,
Чтоб тебя отстоять от могилы,
У тебя, — твоего палача.
Голос мой ничего не значит,
Славословить тебя не берусь,
По тебе надорвется плачем,
Как по сыну беспутному, Русь.
Да еще… (как же ты не подумал!),
Эта весть заползет, как тать,—
Средь чужих причитаний и шума
Зарыдает другая мать.

Ростослав Валаев. «Как вино из недопитой чары»

Как вино из недопитой чары
Юность пенную выплеснул в грязь,
И в нависшем кабацком угаре
Вместе с лирой своею погряз.
Долго плакал васильковый вечер
В отцветающей черемухе звеня,
Как мужик, что плачет на рассвете,
Над конем сдыхающим склонясь.
Но попрежнему звучал твой голос,
Ты попрежнему читал стихи,
Только не клонился спелый колос,
Им внимая у смеющихся ракит.
Слушал их пропахший пылью город,
Скучный город, что стихи продать
За бутылку пива может вору
Или просто нищему отдать.
Плакал с ними разве только пьяный,
Как голодный пес затравленный поэт,
Закрывал рукавом рубахи рваной
Слезы от мигающего света.
А когда ты снова видел поле,
Под кудрями хмурилось чело —
Потому, что сердцу было больно,
Потому, что сердцу тяжело.
Все идет, как раньше, как когда-то,
По весеннему звучат твои стихи
О полях, о заскорузлых хатах,
О родной нетронутой стихии.
Только стонет васильковый вечер,
В отцветающей черемухе звеня,
Как мужик, что плачет на рассвете,
Над конем сдыхающим склонясь.

Мих. Герасимов. «Есенин — нежное имя»

Есенин — нежное имя.
Соловьиный звон.
Кудрями золотыми
Звенел веселый клен.
Из солнечного ливня,
Весеннее лицо,
Овеял ветер нивный
Цветочною пыльцой.
Образ чист и ясен,
Весь в кликах журавлей.
Ты — осиянный ясень
Над синевой полей.
Цвел пшеничный колос
С васильками глаз.
Соловьиный голос
Брызгал счастьем в нас.
Вдруг город громыханьем —

Еще от автора Михаил Прокофьевич Герасимов
Сталин

У каждой книги своя судьба. Но не каждого автора убивают во время работы над текстом по приказанию героя его произведения. Так случилось с Троцким 21 августа 1940 года, и его рукопись «Сталин» осталась незавершенной.Первый том книги состоит из предисловия, незаконченного автором и скомпонованного по его черновикам, и семи глав, отредактированных Троцким для издания книги на английском языке, вышедшей в 1941 году в издательстве Нагрет and Brothers в переводе Ч. Маламута.Второй том книги «Сталин» не был завершен автором и издается по его черновикам, хранящимся в Хогтонской библиотеке Гарвардского университета.Публикация производится с любезного разрешения администрации Гарвардского университета, где в Хогтонской библиотеке хранятся оригинал рукописи, черновики и другие документы архива Троцкого.Под редакцией Ю.Г.


Моя жизнь

Книга Льва Троцкого "Моя жизнь" — незаурядное литературное произведение, подводящее итог деятельности этого поистине выдающегося человека и политика в стране, которую он покинул в 1929 году. В ней представлен жизненный путь автора — от детства до высылки из СССР. "По числу поворотов, неожиданностей, острых конфликтов, подъемов и спусков, — пишет Троцкий в предисловии, — можно сказать, что моя жизнь изобиловала приключениями… Между тем я не имею ничего общего с искателями приключений". Если вспомнить при этом, что сам Бернард Шоу называл Троцкого "королем памфлетистов", то станет ясно, что "опыт автобиографии" Троцкого — это яркое, увлекательное, драматичное повествование не только свидетеля, но и прямого "созидателя" истории XX века.


Туда и обратно

В 1907 году, сразу же после побега из ссылки, Лев Троцкий, под псевдонимом «Н. Троцкий» пишет книгу «Туда и обратно», которая вышла в том же году в издательстве «Шиповник». Находясь в побеге, ежеминутно ожидая погони и доверив свою жизнь и свободу сильно пьющему ямщику Никифору Троцкий становится этнографом-путешественником поневоле, – едет по малонаселённым местам в холодное время года, участвует в ловле оленей, ночует у костра, ведёт заметки о быте сибирских народностей. Перед читателем встаёт не только политический Троцкий, – и этим ценна книга, не переиздававшаяся без малого сто лет.


Л Троцкий о Горьком

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


История русской революции. Том I

Историю русской революции` можно считать центральной работой Троцкого по объему, силе изложения и полноте выражения идей Троцкого о революции. Как рассказ о революции одного из главных действующих лиц этот труд уникален в мировой литературе – так оценивал эту книгу известный западный историк И. Дойчер. Тем не менее она никогда не издавалась ни в СССР, ни в России и только сейчас предлагается российскому читателю. Первый том посвящен политической истории Февральской революции.


Дневники и письма

Настоящее издание включает все дневники и записи дневникового характера, сделанные Троцким в период 1926-1940 гг., а также письма, телеграммы, заявления, статьи Троцкого этого времени, его завещание, написанное незадолго до смерти. Все материалы взяты из трех крупнейших западных архивов: Гарвардского и Стенфордского университетов (США) и Международного института социальной истории (Амстердам). Для студентов и преподавателей вузов, учителей школ, научных сотрудников, а также всех, интересующихся политической историей XX века.


Рекомендуем почитать
Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Говорит Черный Лось

Джон Нейхардт (1881–1973) — американский поэт и писатель, автор множества книг о коренных жителях Америки — индейцах.В 1930 году Нейхардт встретился с шаманом по имени Черный Лось. Черный Лось, будучи уже почти слепым, все же согласился подробно рассказать об удивительных визионерских эпизодах, которые преобразили его жизнь.Нейхардт был белым человеком, но ему повезло: индейцы сиу-оглала приняли его в свое племя и согласились, чтобы он стал своего рода посредником, передающим видения Черного Лося другим народам.


Моя бульварная жизнь

Аннотация от автораЭто только кажется, что на работе мы одни, а дома совершенно другие. То, чем мы занимаемся целыми днями — меняет нас кардинально, и самое страшное — незаметно.Работа в «желтой» прессе — не исключение. Сначала ты привыкаешь к цинизму и пошлости, потом они начинают выгрызать душу и мозг. И сколько бы ты не оправдывал себя тем что это бизнес, и ты просто зарабатываешь деньги, — все вранье и обман. Только чтобы понять это — тоже нужны и время, и мужество.Моя книжка — об этом. Пять лет руководить самой скандальной в стране газетой было интересно, но и страшно: на моих глазах некоторые коллеги превращались в неопознанных зверушек, и даже монстров, но большинство не выдерживали — уходили.


Скобелев: исторический портрет

Эта книга воссоздает образ великого патриота России, выдающегося полководца, политика и общественного деятеля Михаила Дмитриевича Скобелева. На основе многолетнего изучения документов, исторической литературы автор выстраивает свою оригинальную концепцию личности легендарного «белого генерала».Научно достоверная по информации и в то же время лишенная «ученой» сухости изложения, книга В.Масальского станет прекрасным подарком всем, кто хочет знать историю своего Отечества.


Подводники атакуют

В книге рассказывается о героических боевых делах матросов, старшин и офицеров экипажей советских подводных лодок, их дерзком, решительном и искусном использовании торпедного и минного оружия против немецко-фашистских кораблей и судов на Севере, Балтийском и Черном морях в годы Великой Отечественной войны. Сборник составляют фрагменты из книг выдающихся советских подводников — командиров подводных лодок Героев Советского Союза Грешилова М. В., Иосселиани Я. К., Старикова В. Г., Травкина И. В., Фисановича И.


Жизнь-поиск

Встретив незнакомый термин или желая детально разобраться в сути дела, обращайтесь за разъяснениями в сетевую энциклопедию токарного дела.Б.Ф. Данилов, «Рабочие умельцы»Б.Ф. Данилов, «Алмазы и люди».