Память земли - [32]

В такой обстановке был оформлен председателем вышедший по инвалидности на пенсию уполминзаг дальнего степного района Конкин. На другое же утро, выбритый и пахнущий одеколоном, готовый к деятельности, он явился к семи ноль-ноль. За весь день он никого в своем кабинете не увидел. Секретарша находилась в декрете, уборщицы не полагалось по штату. Помещался Совет в хуторе Червленовом, под домом колхозного правления кировчан, и над головой Конкина по деревянным ступеням непрерывно звучали шаги. Колхозники шли в правление по хозяйственным вопросам, личным своим нуждам и делам. В дверь Совета ни разу никто не стукнул, лишь уже к вечеру просунулась одетая в дождевик старуха с кнутом, видимо приезжая, и, недовольно глядя на Конкина, спросила:

— Куда сдавать для колхоза пошту?

Второй день не отличался от первого, только старуха не появлялась. Конкин писал на тетрадных листках извещения, вкладывал их в конверты и заклеивал — вызывал депутатов на совещание. За полдня до совещания он с женой, Еленой Марковной, вымыл в кабинете единственное оконце, обмел веником потолок, протер скамьи и стал ждать. Прибыла только половина депутатов, и среди этой половины ни одного начальника — ни директора МТС с секретарем парторганизации, ни заведующего молочным пунктом, ни обоих предколхозов.

Замазка в оконце была иссохшей, стекла позванивали от ветра, о них уныло бился овод.

Конкин потолковал с пришедшими об урожае, о последнем фильме и после этого, пофамильно называя, кому куда направляться, обязал товарищей сегодня же обойти квартиры отсутствующих, именем советской власти вызвать на завтра.

Назавтра, заинтересованный такой формой приглашения, весь Совет был налицо. В кабинете Конкина стало тесно и душно, да к тому же наверху, в правлении кировчан, шла уборка, двигали шкафы и потолок кабинета звучал, как мембрана. Председатель кировского колхоза хозяйским стуком застучал в потолок палкой, чтобы там, в конторе, громыхали полегче. Конкин стоял у окошка, держал в руке брошюру. Без всяких предисловий он раскрыл ее на первой странице и прочитал:

— «Вся власть в СССР принадлежит трудящимся города и деревни в лице Советов депутатов трудящихся». — Закрыв брошюру, объяснил: — Это Конституция. Глава первая, статья третья. Конституцию никто еще не отменял. На нашей территории Советом депутатов трудящихся, в руках которого вся власть, является сельский Совет. Я, председатель сельского Совета, приглашал вас вчера, но не все со мной посчитались.

Произносил все это Конкин без подчеркиваний и нажимов, а когда сказал, что не все с ним посчитались, недоуменно почесал хрящик острого уха; дескать, вот она какая получилась оказия. Он задержался взглядом на рыхлой фигуре директора МТС Гонтаря, на его крупном, в рябинах, лице с маленькими и прямыми, властными, сонноватыми глазками, впрочем чуть оживленными тем, что происходило.

— Почему за вами, товарищ Гонтарь, — спросил он, — надо добавочно посылать на квартиру?.. Встаньте! Уважайте собравшихся депутатов!

Гонтарь поднялся. С откровенным интересом разглядывая щуплого Конкина, сообщил:

— Я, милый мой председатель исполкома, по четырем колхозам головой отвечаю за подъем зяби — раз, за заготовку кормов — два, за стрижку овец — три. Полагаю, не выпивкой (выпить я всегда выпью и закушу), а делами занимался.

— Другой раз устраивайте свои дела без урона общественным, — посоветовал Конкин и вызвал следующего: — Заведующий молочным пунктом депутат Ивахненко.

Ивахненко встал:

— Болел.

— Понятно, — кивнул Конкин. — Вас вчера дома не застали. Ходили к врачу? Завтра принесете справочку.

Депутаты, ухмыляясь, поглядывали на ретивого председателя, а тот, опросив всех, кто вчера не был, снова раскрыл Конституцию и обстоятельно, как он пояснил, для «освежения мозгов», прочитал о том, что Совет депутатов трудящихся руководит хозяйственным и культурно-политическим строительством. Что именно Совет устанавливает местные бюджеты, охраняет права граждан и государственный порядок, активно содействует обороноспособности и мощи страны.

Это было каждому известно, но применительно к конкретному сельсовету — занехаянному, вроде колхозной библиотеки-передвижки или шахматного кружка, — звучало чудно́.

Конкин объяснил, что побеспокоил депутатов потому, что дела неотложные. Надо завтра перевести Совет в хутор Кореновский, в центр территории: сидеть под конторским полом полагается больше крысам, пора прекращать «подпольное существование». Следует пересмотреть и материальную базу. Не к лицу председателю кланяться насчет поганого мешка извести. А известь нужна: в червленовской школе потолок провис не хуже коровьего брюха. Требуется и лошадь с линейкой: хоть Совет небольшой, а до бригад по пятнадцати километров.

Но это, сказал Конкин, «технические ерундовины». Основное, чтоб избиратели шли сюда не справку заверить, а со всем, что у них главное. Ищут защиты от бюрократа — пусть здесь ищут; мы ему здесь Берлин устроим! Или сын-подлюка не кормит старуху мать… А может, молоденькая девчонка — дурная, ясная, ребенок еще — выходит замуж, И ему тоже девятнадцать лет, прицепщик какой-нибудь. Ни угла, ни кастрюли у обоих. Да разве же не организовать им мелочь эту через Совет депутатов! Разве не обернуться по-человечески на их судьбу?!