Память [Новеллы] - [8]

И вечером у броневика было тихо. Только пожилой угрюмый человек, прислонившись к дереву, скрестив на груди руки, молча смотрел на потемневший металл.

Мы вслух делились впечатлениями. Человек вздрогнул и внимательно осмотрел нас. Потом нерешительно сделал шаг вперед.

— Русские? Россия?

Мы утвердительно кивнули. Не обращая внимания на холодноватую осторожность, датчанин протянул руку.

Ладонь у него была широкой, крепкой.

— Я моряк… Был моряк… — представился он. — Я плавал двадцать лет. Везде был. Ленинград, Выборг. Какие города!

Говорил он отрывисто, стараясь построить фразу из двух-трех слов.

Я кивнул на броневик.

— Ваш?

— Мои товарищи строили. Их нет. Погибли.

— Они воевали против фашистов?

— Конечно!.. — твердо сказал он. — Конечно против фашистов. Я их хорошо знал. Я принес им тогда нашу газету…

Наш новый знакомый принес одну из газет в июне 1944 года группе рабочих завода автоматического оружия.

В газете было сообщение о том, что советские войска 20 июня освободили Выборг. Моряк рассказывал рабочим о портовом городе, о его людях.

Через два дня рабочие завода по-своему отметили годовщину войны. 22 июня 1944 года этот завод автоматического оружия, который считался важным объектом, взлетел на воздух.

…К моряку подошел еще человек, за ним — еще… Они обнимались крепко, по-мужски… Моряк представил нам своих товарищей, ветеранов Сопротивления.

В этот вечер мы поняли, что значит скромный памятник — самодельный броневик, покрытый царапинами, словно шрамами.

Утро Неаполя

Дождь решил нам не портить настроения. Пометался по берегу еще с полчаса, торопливо прошлепал по заливу и скрылся.

Вода стала синей, спокойной. Недоставало только какой-нибудь популярной песни. Ни в одном фильме я не видел Неаполитанский залив без музыкального сопровождения.

А сейчас было тихо. И почему-то тревожно…

«Южная столица» Италии просыпается рано. Беспокойная, она спешит, спорит, торгуется, поет вот уже две с половиной тысячи лет…

Но эти сведения тоже из книг, из фильмов.

Вчера мы промчались через город и как следует его не рассмотрели. Перед выездом из Неаполя машина задержалась, чтобы шофер расплатился за… дорогу.

Служащий, получив деньги, выглянул из удобной будочки и пожелал счастливого пути.

Все, с кем мы встречались в стремительной поездке, были учтивы, вежливы, предусмотрительны. Только на узкой улочке Сорренто произошла встреча, возмутившая шофера… Но нас она развеселила.

Маленькая, похожая на горбатого жука, двухместная машина неожиданно встала на пути. Ее хозяин считал себя правым. Это автобус нарушил движение, пусть он и уступает дорогу… Степенный итальянец развернул газету и стал спокойно читать. Ему некуда спешить. Он делал вид, что не слышит довольно горячую речь нашего водителя.

Собравшиеся на шум жители весело подхватили «жука» и почти на руках унесли с дороги.

Во время короткой остановки, вызванной этим инцидентом, мы познакомились с жителями.

Один из них, грузноватый, пожилой итальянец, попросил нас подождать минутку и торопливо бросился к дому.

Вернулся он тяжело дыша, виновато показал на сердце: что поделаешь, годы. Потом развернул пожелтевшую листовку. Это было объявление гестапо. Три фамилии. Крупным шрифтом набрана цена за голову каждого участника Сопротивления.

Палец остановился на итальянском имени.

— Илио…

Отрицательно помотав головой, он старательно объяснил, что это был русский.

— Илья! — подсказал кто-то из моих спутников.

— О! — обрадовался итальянец. — Илио!

Его сосед показал на другую фамилию и похлопал товарища по плечу, давая понять нам, с кем мы разговариваем.

Пожилой итальянец кивнул: да, было, воевал.

Наши руки он пожимал крепко, как старым друзьям, подчеркивая, что, несмотря на годы, у него еще есть сила.

Мы уехали…

И снова лица, машины, дорогие виллы мелькали перед глазами. Отмахав полторы сотни километров, автобус устало снова вполз в предместье Неаполя.

Рабочий район был пустынным, тихим. Странно видеть недалеко от порта почти разрушенные здания. Только огоньки в окнах да развешенное белье свидетельствовали о присутствии людей.

— Следы войны… — сказала переводчица.

Маритте не знает, как снаряды срывают крыши. Она очень молода. Девушка считает, что своей заученной фразой сказала все. В Неаполе очень дорогие квартиры. Есть, как и в Риме, пустующие. Домовладельцы принципиально не снижают цен.

В разрушенных зданиях вот уже четверть века закрывают дыры досками, фанерой, кусками железа. А где-то, развалившись в кресле, домовладелец спокойно читает газету и не думает идти на уступки.

Но ведь может случиться, и на шикарную улицу выльется людской поток. Сильные руки поднимут кресло, сдвинут с места. Точь-в-точь, как хозяина того горбатенького «жучка» в Сорренто.

Об этом квартале Маритте почти ничего не знает. И пока мы приближались к порту, девушка советовала, где нам следовало бы побродить вечером. Конечно, в первую очередь по широким набережным Санта-Лючия, Партенопе, Кьяйя… А лучше всего выйти на оживленную улицу Корсо Умберто… Центр Неаполя…

Казалось, что эта улица и соседние переулки никогда не успокоятся. Будут шуметь до утра.

У жаровен толпятся гурманы… Щупальца осьминога, куски странных рыб и каракатицы, суп с креветками — о таких деликатесах мечтает каждый неаполитанец. Но иностранцы шарахаются в стороны только от одного запаха.