Палец на спуске - [57]

Шрифт
Интервал

На шоссе появляется газик, совершает полукруг по бетонке, соединяющей обе полосы, и подъезжает к дежурному помещению. Из машины, сгорбившись, вылезает полковник Каркош. Кивнув головой Вацлаву, он заходит в помещение и усаживается в комнате, где на полках аккуратно уложены кислородные приборы и герметические шлемы. Разговор полковник начинает без вступления:

— Звонил некий Ванек, заведующий почтой в Бржезанах… — Тут он останавливается, чтобы привести свои мысли в порядок. — Солдат, живущий в неведении о происходящем, — плохой солдат. Недобрые вести угнетают человека, а правда придает силу. Лучше знать неприятные вещи, чем жить как безмозглая овца. Так вот, он позвонил и сообщил, что несколько минут назад какой-то приехавший из города человек, сопровождаемый группой людей из деревни, вышел из трактира, где они больше часа совещались. Все они направились к твоему отцу Якубу. Идут они туда, чтобы отобрать у него винтовку, которую он будто бы хранит тайком, и заодно свести с ним счеты. — Помолчав минуту, командир тихо произнес: — В Америке это называется судом Линча.

Вацлаву было известно, что Алоис Машин на сегодня назначил какое-то совещание. Но об этом ли идет речь?

— Хочешь, тебя подменят? — сухо спросил полковник.

— Давно он звонил?

— Прошло около десяти минут.

— Когда они вышли из трактира?

— Сказал, что несколько минут назад.

Вацлав готов был попросить снять его с дежурства, чтобы он мог выехать как можно быстрее в Бржезаны. Минут за 30—35 можно добраться. Наверное, еще не будет поздно. Но удерживала его лишь одна мысль: сумеет ли он в Бржезанах действовать разумно?

— Что же это делается, командир? — произнес он, и в его голосе прозвучали не страх и волнение, а печаль.

Каркош бросил на Вацлава продолжительный взгляд и ответил, вздыхая:

— Мерзость! Больше ничего не знаю, ничего.

Вацлав понимал, что, как старый, опытный и дисциплинированный солдат, он должен уметь владеть собой в любой обстановке. И он уже был готов изложить просьбу о снятии с дежурства, как вдруг раздался звук сирены.

Теперь было поздно делать что-либо.


За пять минут до этого сигнала два веселых парня уселись в двухместный истребитель, стоящий на аэродроме в нескольких десятках километров от Мюнхена. Им была поставлена любопытная задача: пролететь немного на восток и оценить ситуацию. В стране, куда они должны лететь, происходят сенсационные вещи. Они летят, чтобы взглянуть на эту страну сверху, так как из окон «мерседесов» на нее вот уже несколько месяцев смотрят туристы истинные и мнимые. Летчикам сказано куда лететь, и все. Цели своего полета они не знают. Впрочем, летчикам об этом говорится не всегда.

Они не знают (и знать не могут), что в район их аэродрома незаметно прибыло несколько особых групп, в которых, правда, людей немного, зато страшно много автофургонов с различной вычислительной и электронной техникой. Они не знают, что в ста километрах южнее аэродрома уже давно начали передвижение несколько танковых дивизий. Они не знают и того, что господа из тайных служб и генеральных штабов ухмыляются, поскольку некоторые чехословацкие военные чины начали разбалтывать военную тайну, в том числе по пражскому радио и телевидению.

Всего этого не знали два веселых летчика. Они лишь догадывались, что сегодняшний полет не будет прогулкой. Да и какой тогда смысл туда лететь? На прогулки ездят девчонки из пансионов. А они боевые летчики!

Им отдан приказ пролететь по треугольнику Железна Руда, Пльзень, Будеевице, Железна Руда. Лететь с возможно малой скоростью. В случае встречи не сопротивляться, в крайнем случае симулировать неисправность приборов и потерю ориентации.

Цель этого полета, о которой им, конечно, не сказали, состояла в том, чтобы прощупать морально-боевое состояние зенитных и авиационных частей чехословацкой армии, а в конечном счете и ее командования.


Перед тем как идти, возникла идея, что подходить к дому Якуба следует по одному, чтобы не привлекать внимания. Высказал ее Франта Ламач. Ему больше всего нравились необычность и исключительность всего этого дела, которое никому до сих пор не пришло в голову и которое в прежние времена нельзя было провернуть. Теперь же нежданно-негаданно это стало возможным. Поскольку у вето было собственное представление об огромной свободной стране, флаг которой когда-то вытатуировали на его левой руке, он почувствовал, что всем им сейчас не хватает автоматов с укороченными стволами и черных масок на глазах.

Придет время, когда в Бржезанах будут вспоминать о событиях этого дня и люди станут качать головой, приговаривая, что ничего подобного не было, что кто-то все это выдумал. А сейчас отец двух детей, примерный глава семейства Франта Ламач потерял голову и подобно пацанам готов был играть в разбойников и полицейских. С той лишь разницей, что у детей не бывает огнестрельного оружия. А Франте Ламачу до него было в тот день рукой подать.

Пан Беранек идею Ламача отверг, заявив, что его интересуют противоположные результаты. Ему нужна полная гласность, так как основной их целью является зондаж того, как далеко можно сегодня идти, с чем общественность смирится, к чему присоединится или же, в противном случае, насколько проявит решимость дать отпор.


Рекомендуем почитать
Плановый апокалипсис

В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.