Палаццо Волкофф. Мемуары художника - [43]
«Моя жена и ее сестра графиня Суарди пришли сегодня вечером, чтобы послушать Дузе, которая была здесь уже несколько дней. Моя жена видела ее и думала, что она очаровательна как никогда, но ей внушила отвращение грубость итальянской публики. Дузе ждет критики, но это низкое преследование, эта оргия зубоскальства и уничтожения — чересчур для нее, это возмутительно!»
Возвращение в Венецию
Должен признаться, что я никогда бы не поверил, что это зашло бы так далеко. Таков был прием этой великой актрисы в ее собственной стране после того, как она бросила свои выступления за границей.
В 1912 году я получил от мадам Дузе следующее письмо, где не меняю ни слова.
«Одна мольба.
То, что прошу, похоже на молитву. Но вы можете ответить: „нет“ — и мое сердце не будет более грустным.
Это вопрос. Я хочу переделать свой венецианский дом. Я провела в Венеции июнь и июль и искала себе дом повсюду. Ничто не привлекло меня. Ни один из новых домов, которые я видела — ни один; только дорогой маленький дом, справа от Академии [дом мадам Актон], и также, расположенный выше, Ваш дорогой дом в Сан-Грегорио. Я прошлась там вечером. Было мирно и далеко от всего и от всех.
Я прошу Вас кое о чем, на что Вы должны ответить по-доброму, даже если этот ответ „нет“.
Я прошу Вас позволить мне снова снять комнаты там, наверху в Вашем доме.
Ни Вас, ни Веру[164], ни кого-либо из Ваших людей никогда не застать в Венеции. Как же так? Почему такая забывчивость?
Ответьте только „нет“, или же просто добрым словом».
Здесь она также увлечена впечатлениями момента. «Я прошлась там вечером. Было мирно и далеко от всего и от всех», — пишет она. У нее опять-таки не было достаточно воображения, чтобы оценить качества и признать недостатки квартиры по их справедливой стоимости. Она судила об этом только под впечатлением спокойствия, которое она почувствовала, оказавшись рядом с домом. Если бы в тот момент, когда она проходила мимо, на улице было шумно, она бы и не подумала об этом месте.
Это письмо очень расстроило меня. Оно показало мне, какие печали должна была испытать эта прекрасная душа, прежде чем решиться обратиться с такой мольбой ко мне.
В это время (1912) ей должно было быть пятьдесят три года, и всё же она не могла считать себя свободной — или, по крайней мере, достаточно свободной, чтобы больше не быть вынужденной влачить свое бедное тело по миру, ради спекуляции каждого хозяина театра.
С большим сожалением мне пришлось ответить на это письмо, что квартира, о которой она говорила, больше не существует, и что лестница с отдельным входом, бывшая там ранее, снесена, чтобы увеличить гостиную на первом этаже.
В 1918 году я снова увидел Дузе во Флоренции. Когда я сильно заболел, она написала мне: «Хорошо снова видеться и лучше понимать жизнь. Помните, что у Вас всегда есть моя нежная и искренняя дружба».
В 1920 году она приехала к нам в Венецию и попросила меня поехать в Азоло, где она хотела показать мне свой дом.
Она снова приезжала к нам перед поездкой в Турин, а также во время своих выступлений в Венеции[165].
Господин Шнейдер вкратце пересказывает отличную статью Матильды Серао о том, как Дузе приняли тогда в Италии:
«Скептицизм, равнодушие, издевательство! Какое противостояние возникало на ее пути! Иногда уступая место гневу, она бежала в чужие края, где ее всегда принимали с растущим энтузиазмом. Когда же она вернулась, здесь заявили, что, возможно та Дузе, из-за которой возникло столько шумихи за границей, была, в конце концов, великой актрисой и из национального тщеславия они поаплодировали ей; но после нескольких выступлений оппозиция вскоре возобновилась».
Это описание абсолютно верно, но оно не объясняет, почему Дузе так мало ценили в ее собственной стране. Если публика аплодировала ей просто из-за национального тщеславия, это доказывает, что итальянцы сформировали совершенно иное мнение о ее игре и ее искусстве, чем во всех зарубежных странах. Если восхищение итальянской публики было просто притворным, естественно, что после нескольких выступлений оппозиция вскоре должна возобновиться. В этом весь смысл; остальное — детали.
Основная часть итальянской публики не понимала ее, не восхищалась ею и не уважала ее, потому что ни в одной другой стране мира театральная толпа, которая не способна признать прекрасные качества, не доминирует над мнением более образованных людей так, как это происходит в Италии.
В остальной Европе в серьезных вопросах общественность более скромна и склоняется перед мнением более образованных людей. Кроме того, что касается выступлений на незнакомом языке, основная масса публики вовсе не учитывается. Помимо этого, сами актеры и актрисы также способствуют формированию мнения и, не возбуждая ревность, вызывают за границей восхищение и энтузиазм.
Шнейдер, среди прочего, пишет:
«Те из ее соотечественников, что так справедливо гордились ею с национальной точки зрения, должны были бы знать, что обязанность людей, которые действительно осознают такую честь, — доказать свои чувства, принеся жертву. Но они не предоставили несчастному гению единственную помощь, которая была бы ей полезна, то есть театр для нее самой.
Пишу и сам себе не верю. Неужели сбылось? Неужели правда мне оказана честь вывести и представить вам, читатель, этого бретера и гуляку, друга моей юности, дравшегося в Варфоломеевскую ночь на стороне избиваемых гугенотов, еретика и атеиста, осужденного по 58-й с несколькими пунктами, гасконца, потому что им был д'Артаньян, и друга Генриха Наваррца, потому что мы все читали «Королеву Марго», великого и никому не известного зека Гийома дю Вентре?Сорок лет назад я впервые запомнил его строки. Мне было тогда восемь лет, и он, похожий на другого моего кумира, Сирано де Бержерака, участвовал в наших мальчишеских ристалищах.
Новая книга Николая Черкашина "Белая карта" посвящена двум выдающимся первопроходцам русской Арктики - адмиралам Борису Вилькицкому и Александру Колчаку. Две полярные экспедиции в начале XX века закрыли последние белые пятна на карте нашей планеты. Эпоха великих географических открытий была завершена в 1913 году, когда морякам экспедиционного судна "Таймыр" открылись берега неведомой земли... Об этом и других событиях в жанре географического детектива повествует шестая книга в "Морской коллекции" издательства "Совершенно секретно".
Все подробности своего детства, юности и отрочества Мэнсон без купюр описал в автобиографичной книге The Long Hard Road Out Of Hell (Долгий Трудный Путь Из Ада). Это шокирующее чтиво написано явно не для слабонервных. И если вы себя к таковым не относите, то можете узнать, как Брайан Уорнер, благодаря своей школе, возненавидел христианство, как посылал в литературный журнал свои жестокие рассказы, и как превратился в Мерилина Мэнсона – короля страха и ужаса.
Спросите любого человека: кто из наших современников был наделен даром ясновидения, мог общаться с умершими, безошибочно предсказывать будущее, кто является канонизированной святой, жившей в наше время? Практически все дадут единственный ответ – баба Ванга!О Вангелии Гуштеровой написано немало книг, многие политики и известные люди обращались к ней за советом и помощью. За свою долгую жизнь она приняла участие в судьбах более миллиона человек. В числе этих счастливчиков был и автор этой книги.Природу удивительного дара легендарной пророчицы пока не удалось раскрыть никому, хотя многие ученые до сих пор бьются над разгадкой тайны, которую она унесла с собой в могилу.В основу этой книги легли сведения, почерпнутые из большого количества устных и письменных источников.
Книга Радко Пытлика основана на изучении большого числа документов, писем, воспоминаний, полицейских донесений, архивных и литературных источников. Автору удалось не только свести воедино большой материал о жизни Гашека, собранный зачастую по крупицам, но и прояснить многие факты его биографии.Авторизованный перевод и примечания О.М. Малевича, научная редакция перевода и предисловие С.В.Никольского.
Книга В.Носовой — жизнеописание замечательных русских танцовщиц Анны Павловой и Екатерины Гельцер. Представительницы двух хореографических школ (петербургской и московской), они удачно дополняют друг друга. Анна Павлова и Екатерина Гельцер — это и две артистические и человеческие судьбы.
Представлена история жизни одного из самых интересных персонажей театрального мира XX столетия — Николая Александровича Бенуа (1901–1988), чья жизнь связала две прекрасные страны: Италию и Россию. Талантливый художник и сценограф, он на протяжении многих лет был директором постановочной части легендарного миланского театра Ла Скала. К 30-летию со дня смерти в Италии вышла первая посвященная ему монография искусствоведа Влады Новиковой-Нава, а к 120-летию со дня рождения для русскоязычного читателя издается дополненный авторский вариант на русском языке. В книге собраны уникальные материалы, фотографии, редкие архивные документы, а также свидетельства современников, раскрывающие личность одного из представителей знаменитой семьи Бенуа. .
Монография Андреа Ди Микеле (Свободный университет Больцано) проливает свет на малоизвестный даже в итальянской литературе эпизод — судьбу италоязычных солдат из Австро-Венгрии в Первой мировой войне. Уроженцы так называемых ирредентных, пограничных с Италией, земель империи в основном были отправлены на Восточный фронт, где многие (не менее 25 тыс.) попали в плен. Когда российское правительство предложило освободить тех, кто готов был «сменить мундир» и уехать в Италию ради войны с австрийцами, итальянское правительство не без подозрительности направило военную миссию в лагеря военнопленных, чтобы выяснить их национальные чувства.
Лев Ильич Мечников (1838–1888), в 20-летнем возрасте навсегда покинув Родину, проявил свои блестящие таланты на разных поприщах, живя преимущественно в Италии и Швейцарии, путешествуя по всему миру — как публицист, писатель, географ, социолог, этнограф, лингвист, художник, политический и общественный деятель. Участник движения Дж. Гарибальди, последователь М. А. Бакунина, соратник Ж.-Э. Реклю, конспиратор и ученый, он оставил ценные научные работы и мемуарные свидетельства; его главный труд, опубликованный посмертно, «Цивилизация и великие исторические реки», принес ему славу «отца русской геополитики».
Одно из самых знаменитых российских семейств, разветвленный род Бобринских, восходит к внебрачному сыну императрицы Екатерины Второй и ее фаворита Григория Орлова. Среди его представителей – видные государственные и военные деятели, ученые, литераторы, музыканты, меценаты. Особенно интенсивные связи сложились у Бобринских с Италией. В книге подробно описаны разные ветви рода и их историко-культурное наследие. Впервые публикуется точное и подробное родословие, основанное на новейших генеалогических данных. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.