Падение Константинополя в 1453 году - [67]

. Уничтожив древнюю гибнувшую столицу византийских императоров и на ее месте создав новую блестящую столицу, он хотел, чтобы его подданные любой веры и национальности жили в ней вместе в мире и благополучии.

Глава XII. Европа и завоеватель

В субботу 9 июня 1453 г. в гавань Кандии на Крите вошли три корабля. На двух из них находились критские моряки, которые последними прекратили сопротивление в битве за Константинополь. Они привезли весть о том, что 11 дней назад город пал. Весь остров оцепенел от ужаса. «Никогда не было и никогда не будет более страшного события», — писал монах-летописец в монастыре Агарафос[270].

Другие спасшиеся прибыли в венецианские колонии Халкис и Модон; губернаторы колоний немедленно направили в Венецию донесения о случившемся. Гонцы прибыли туда 29 июня. Срочно было созвано заседание сената, на котором секретарь прочитал потрясенным сенаторам письма обоих губернаторов. На следующее утро из Венеции в Рим отправился курьер с полученным известием. 4 июля он остановился в Болонье, где находилась резиденция кардинала Виссариона, которому он под большим секретом сообщил печальную новость. Четыре дня спустя его принял папа Николай V. Другой курьер был послан из Венеции в Неаполь, чтобы предупредить арагонского короля Альфонса[271].

В скором времени весь Западный христианский мир узнал о том, что великий город оказался в руках неверных. Потрясение было тем сильнее, что никто на Западе этого всерьез не ожидал. Люди знали, что город в опасности, но, погруженные в свои местные заботы, они не понимали, насколько острой была эта опасность. Они слышали, что Константинополь прекрасно укреплен, что ему на помощь уже отправились отряды храбрецов и на Восток отплывает флотилия венецианцев. Однако никто не обратил внимания ни на то, как вопиюще мал был гарнизон Константинополя по сравнению с ордами неверных, ни на то, что у султана была артиллерия, против которой не могли выстоять ни одни древние стены. Даже венецианцы, имевшие достоверные источники информации и большой практический опыт, верили, как и папа, что защитники вполне смогут продержаться до прибытия подкреплений[272].

В действительности же венецианские галеры, которые помог снарядить папа, добрались лишь до берегов Хиоса и стояли там в ожидании попутного ветра, когда генуэзские суда, сумевшие вырваться из Перы, приплыли туда, чтобы сообщить о том, что торопиться уже некуда. Венецианский адмирал Лоредано немедленно повернул свой флот назад, пересек Эгейское море и остановился в Халкисе в ожидании дальнейших указаний из Венеции[273].

Он получил их в середине июля. 4 июля была созвана на чрезвычайное заседание Коллегия — личный совет дожа. Накануне в Венецию прибыл Лодовико Диедо, капитан находившихся в Константинополе галер, и теперь он в качестве очевидца дал подробный отчет о случившемся несчастье. Правительство решило вести себя с осторожностью; в то же время губернаторам Крита, Халкиса и Лепанто были посланы указания срочно принять меры для укрепления обороны колоний и приготовить запасы на случай нападения турок. 5 июля правительство отправило письмо Лоредано с указанием выделить корабль для доставки все еще находившегося вместе с ним венецианского посла Бартоломео Марчелло ко двору султана. Через неделю сенат проголосовал за то, чтобы предоставить в распоряжение Марчелло 12 тыс. дукатов на подарки султану и его везирам. 17 июля Марчелло были посланы подробные инструкции. Он должен был заявить султану, что Венеция не намерена аннулировать договор, заключенный между республикой и султаном Мурадом II. Он должен был также потребовать выдачи венецианских галер, захваченных в Золотом Роге, подчеркнув, что ни одна из них не является военным судном. Если султан откажется возобновить договор на прежних условиях, посол обязан сообщить об этом в Венецию; в случае же, если султан будет настроен благожелательно, он должен настаивать на том, чтобы венецианским купцам разрешили вернуться в Константинополь и пользоваться там теми же привилегиями, что и во времена Византии; кроме того, он должен был добиться освобождения всех взятых турками в плен венецианцев.

Еще через несколько дней сенат разрешил сыну венецианского бальи Минотто отправиться в Константинополь с целью попытаться выкупить своего отца, мать и брата. Возможно, ему удалось освободить мать, все же остальные были убиты. Примерно в то же время в Венеции было объявлено постановление, согласно которому деньги и имущество греческих беженцев, спасшихся на венецианских кораблях, подлежали конфискации, с тем чтобы эти средства пошли на уплату долгов, все еще числившихся за греками. Венеция стремилась возместить потери любыми путями. Ее убытки в Константинополе исчислялись 200 тыс. дукатов, и еще 100 тыс. было потеряно ее критскими подданными[274].

Паника в Генуе была еще сильнее. Генуэзцы, истощенные длительной войной против Альфонса Арагонского, а также французов и миланцев, стремившихся низвести их до положения своих вассалов, были не в состоянии послать войска для защиты своих левантийских колоний. Их уныние еще более возросло после получения послания подесты Перы Анджело Ломеллино от 17 июня, в котором тот рассказал об участи города. Подеста описывал, как в момент падения Константинополя он открыл ворота Перы войскам Заганос-паши и как, для того чтобы умилостивить султана, усиленно уговаривал сограждан не бежать на своих кораблях. После падения города он немедленно отправил к султану двух своих посланцев — Лючано Спинолу и Бальдасаре Маруфоро — с выражением сердечных поздравлений с победой и просьбой подтвердить для Перы привилегии, бывшие у нее при византийцах.