Падение Херсонеса - [19]

Шрифт
Интервал

6

Пришла ночь.

Беспокойная ночь.

В Херсонесе не спал никто. Ни христиане, ни варвары.

Было уже почти по-летнему тепло. От звезд, низких и по-южному крупных, на площадях, на открытых площадках темнота казалась мягкой и прозрачной. Густо-черно было только в узких улочках Херсонеса под стенами домов.

У греков дома внутри дворов. За высокими каменными стенами. С улиц их не видно. Но и в домах люди не спали. Тени бесшумно перебегали от одного двора к другому. Сторожкий стук в дверь. Дверь, скрипнув, приоткрывается. Тень пропадает за стеной.

На всех холмах, на всех возвышенностях костры. У одних руссы при полном вооружении. У других ромеи, тоже с оружием.

Дом стратига за забором такой высоты — только птица пролетая, заглянет сверху во двор. В высоком трехэтажном доме светится огонек лишь в одном окне — окне на втором этаже. На льняном фитильке масляной лампы держится желтый язычок пламени. В комнате князь и Порфирогенита.

Но в темном доме еще с десяток человек. Левое крыло нижнего этажа — со своим выходом во двор — Владимир отдал высоким гостям, митрополиту Кириллу Константинопольскому и пресвитерам. Отдельный небольшой флигель у забора обжили Добрыня, воеводы и с ними Ростислав. Во дворе много деревьев. В ствол самого мощного, клена, вделано кольцо. К нему князь привязал коня. Да видно забыл распорядиться отвести в конюшню.

Ростислав плакал. В пустом дворе ни души. Только он да гнедой — Буян, присмиревший. Словно осознавший необычность ночи. Стоял. Прядал ушами. Чего-то ждал. Чего? Все вроде бы обычное — звезды над головой, под ногами поросшая травой земля, невдалеке море, набегающее на берег с тихим плеском.

Ростислав приложил мокрую щеку к морде коня. И звездам не разглядеть, чьи слезы, отрока или забытого князем гнедого. Осиротел Ростислав. Нет у него ни матери, ни отца. На всей огромной земле был один родной человек — князь. Князь любил Ростислава. Мальчик это знал. Любил — да с прибытием гречанки забыл.

Коня забыл.

Ростислава забыл.

Тоскливо, одиноко мальчишке. Велика земля. Людей на ней тьма тьмущая. А вот князю теперь одна гречанка нужна.


И мир стал пуст. С одним Буяном — оба одинаково забыты — и поплакать можно. Чуткий конь, почувствовав влагу на морде, согнул шею лебедем, пригибаясь, ткнулся мягкими губами в лицо мальчика.

Еще одному человеку, поселившемуся в доме, не спалось. Митрополиту Константинопольскому Кириллу. Невидимый, он стоял в густой тени под забором. Смотрел снизу на желтый огонек льняного фитиля. Огонек был то совершенно недвижный, устремленный к потолку. То под дуновением ветерка наклонялся вправо или внутрь комнаты. Значит, никто у стола не сидел, не говорил за столом, не дышал на фитиль с огнем.

С утра до темноты Кирилл с пресвитерами ходил по Херсонесу. И по мере того, как время шло, великан священник все более мрачнел. Херсонес был цел. Вопреки всем правилам войны. Догорали лишь западные кварталы города. Но это были кварталы охлоса, бедных ремесленников, нищих земледельцев. Здесь были деревянные хижины. Сюда еще во время осады попали стрелы с паклей, пропитанные зажигательным составом. Хижины и стали легкой добычей огня. А все каменное, добротное было таким же целым, как остались целыми мощные стены Херсонеса, протянувшиеся на шестьдесят стадий.

Война — грабеж.

Это — закон войны.

Так было везде. Во все века. История может нагромождать сколько угодно слов о необходимости войной отстаивать свободу народа, война все равно кончалась грабежом. Богатые города всегда были желанной добычей. Казна василевсов пополнялась войной. Не забывали себя и полководцы. Запрети полководец солдатам грабить — останется без армии. Жалование солдатам-то большей частью не платили.

Сколько раз Кирилл видел поверженные города. Первыми врывались в них масагеты, всадники. Устремлялись к церквам, к самым богатым домам. За ними окрыленные победой и оттого быстроногие, легкокрылые бежали пешие легионеры. Солдаты — кто как успел, кто как сумел — так и вознаграждали себя за все тяготы походов.

Так у римлян, так у греков, так у персов, у готов, у франков, у хазар, у сарматов, у хинцев, у всех.

Что задумал Владимир, если в павшем Херсонесе все цело?

Митрополит толкал мощной, толстой рукой двери особенно богатых домов и входил во двор. Навстречу ему устремлялись домочадцы. Хозяин — впереди.

Хозяин цел!

Богатому хозяину особенно плохо приходилось в павших городах. Его хватало с десяток солдат. Несчастного распластывали на полу в доме или на земле во дворе. Били со всего маху палками.

— Вот тебе!

— Вот тебе!

— Говори, где зарыл золото!

Припоздавший солдат спешил с раскаленным железным прутом. Вот сейчас запахнет жареным. Заговоришь, упрямый.

Но грек, хозяин-херсонесит, встретивший митрополита, хмур и цел. Херсонеситы злы на василевса. Почему не прислал подкрепления вовремя?

Кирилл видел, домочадцы целы. Все одеты — на них штаны, рубахи, обувь. А по закону войны все должны были быть голыми. Победителю плевать, кто хозяин, кто раб. Победа всех перемешивает. Все — рабы. Все — товар. А товар надо видеть. Силен, хил, здоров, болен? Каковы мышцы? Потому солдаты быстро и споро ножами сделают надрезы на ушах, — поставят метки. С этой меткой ты, если даже ухитришься переодеться в одежду, снятую с легионера, среди победителей не затеряешься. Ты — раб. Ты — товар. Тебя вновь разденут и продадут.


Еще от автора Валентина Сергеевна Фролова
Ветры Босфора

Герой романа “Ветры Босфора” — капитан-лейтенант Казарский, командир прославленного брига “Меркурий”. О Казарском рассказывалось во многих повестях. Бою “Меркурия” с двумя турецкими адмиральскими кораблями посвящены исторические исследования. Но со страниц романа “Ветры Босфора” Казарский предстает перед нами живым человеком, имеющим друзей и врагов, мучимый любовью к женщине, бесстрашный не только перед лицом врагов, но и перед лицом государя-императора, непредсказуемого ни в милостях, ни в проявлении гнева.


Севастопольская девчонка

«Севастопольская девчонка» — это повесть о вчерашних школьниках. Героиня повести Женя Серова провалилась на экзаменах в институт. Она идет на стройку, где прорабом ее отец. На эту же стройку приходит бывший десятиклассник Костя, влюбленный в Женю. Женя сталкивается на стройке и с людьми настоящими, и со шкурниками. Нелегко дается ей опыт жизни…Художник Т.  Кузнецова.


Динька и Фин

О дружбе Диньки, десятилетнего мальчика с биологической станции на Черном море, и Фина, большого океанического дельфина из дикой стаи.


Рекомендуем почитать
Мамины сказки

«…Я не просто бельчонок, я хранитель этого леса, и зовут меня Грызунчик. Если кто-то, как ты, начинает вредить лесу и его обитателям, я сразу вызываю дух леса, и лес просыпается и начинает выгонять таких гостей…».


Красный ледок

В этой повести писатель возвращается в свою юность, рассказывает о том, как в трудные годы коллективизации белорусской деревни ученик-комсомолец принимал активное участие в ожесточенной классовой борьбе.


Новый дом

История про детский дом в Азербайджане, где вопреки национальным предрассудкам дружно живут маленькие курды, армяне и русские.


Полет герр Думкопфа

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Однажды прожитая жизнь

Отрывки из воспоминаний о военном детстве известного советского журналиста.


Картошка

Аннотация издательства:В двух новых повестях, адресованных юношеству, автор продолжает исследовать процесс становления нравственно-активного характера советского молодого человека. Герои повести «Картошка» — школьники-старшеклассники, приехавшие в подшефный колхоз на уборку урожая, — выдерживают испытания, гораздо более важные, чем экзамен за пятую трудовую четверть.В повести «Мама, я больше не буду» затрагиваются сложные вопросы воспитания подростков.